чтоб они старались, колхозники. Они с землей связаны. Все дело в них. Надо сделать так, чтобы они сами хватали эти новшества. А не навязывать их.
– Послушайте, Надя, а что бы вы сделали, если б вас назначили председателем?
Она внимательно посмотрела на него и сказала с чуть заметной усмешкой:
– Во-первых, сделала бы вас заместителем. Вы человек покладистый.
– Ну что ж, я согласен, – Матвей подал ей руку. – Похвастайтесь, чем богаты.
Надя весело улыбнулась.
– Пойдемте!
Взявшись за руки, они поднялись на пологий откос сопки, густо поросшей лещиной и высокой травой с яркими вкраплинами цветущих огненных саранок и синих касатиков. Отсюда далеко-далеко видны были синеватые холмы, распадки и поблескивающая на солнце серебристая спираль реки. Совсем крошечные лепились где-то внизу, у речного берега, бревенчатые бараки станов, а еще дальше видны были стада.
– Это наши отгонные пастбища, – сказала Надя. – Здесь и работают и живут… Особый мир.
Возле реки, в небольшом укромной озерце, Песцов увидел огромный розовый цветок – он поднимался на высокой ножке, как журавель над водой. А под ним распластались по воде два зеленых плотных листа с чуть загнутыми краями, величиной с добрый поднос каждый. Песцов засучил штаны, снял туфли и пошел в воду. Но вода оказалась глубокой. «Ух ты, черт! Вот так болото…» Песцов погрузился по пояс, вскинув от неожиданности руки кверху. Вылез он мокрый, но счастливый:
– Лотос… наш, дальневосточный.
– У нас его зовут нелюмбией, – сказала Надя.
– Чудесно! – Песцов положил сорванный цветок на громадный лист и подал ей, как на блюде.
Откуда-то из-за прибрежных зарослей тальника и жимолости донесся плеск воды и заразительный девичий хохот. Надя и Песцов вышли к берегу и увидели стайку купающихся доярок.
– Надюша, в воду! Девочки, хватайте ее! – закричали со всех сторон, но, увидев Матвея, на мгновение смолкли, придирчиво разглядывая его.
Наконец одна, маленькая, конопатая девчушка, находившаяся ближе всех к Песцову, разглядев его мокрые брюки, закричала:
– Девочки, а будущий председатель-то ухажеристый!
– И храбрый, – заметила другая, – штанов не побоялся замочить.
– Черт знает что, – смущенно пробормотал Песцов, оглядывая свои брюки.
– А вы не обращайте на них внимания, – сказала Надя. – Давайте купаться.
Она непринужденно сняла через голову кофточку, потом расстегнула юбку и не опустила, а как-то вылезла из нее, вышагнула… Вместе с этой кофточкой, с юбкой куда-то исчезла и ее худоба. И вся она стояла ослепительно-белой в черном купальнике; и длинные ноги ее, неожиданно сильные в бедрах, и открытая гладкая спина, и плечи, и шея – все теперь выглядело совершенно иным, волнующим. Песцов опустил глаза и тяжело засопел, развязывая шнурок.
– Что же вы? Скорее! – нетерпеливо покрикивала она, стоя возле самой воды.
Наконец Песцов разделся и в трусах, длиннорукий, поджарый, как волк, побежал за Надей.
В воде на него тотчас налетели со всех сторон девчата с визгом и хохотом и начали обдавать его тучей брызг. Он неуклюже отмахивался, наконец вырвался из кольца и поплыл на глубину, шумно отфыркиваясь.
Купались долго. Потом побывали в стаде, заходили на станы, пили холодное, поднятое со дна реки молоко.
Возвращались поздно. Молоковоз подбросил их под самое село, до протоки. Извилистая тропинка, раздвигая высокие, кустистые заросли пырея и мятлика, привела их к переходу. Через протоку было перекинуто неошкуренное бревно ильма. У невысокого, но крутого берега Матвей с Надей остановились.
– Не боитесь? – спросил он.
– Нет.
– Дайте мне руку! Так будет лучше.
– Нет! – Она отступала от него, смеясь, и быстро побежала по бревну.
Но на середине протоки Надя оступилась, отчаянно закрутила руками и упала в воду. Матвей спрыгнул к ней. Протока была неглубокой, чуть выше колен. Он взял мокрую, испуганную Надю за руки, вывел ее на берег и почему-то продолжал стоять, не выпуская ее рук. Мокрая юбка облепила ее ноги. Лицо ее, чуть запрокинутое, было близко, и синие глаза смотрели на Матвея удивленно. Он притянул ее к себе.
– Ой, что вы! – вдруг Надя словно очнулась. – Пустите меня. Что вы! – Надя оттолкнула Матвея и пошла по тропинке торопливо, молча до самого села.
Песцов шел за ней и против воли смотрел на ее ноги, облепленные мокрой юбкой. На краю села Песцова и Надю остановил Бутусов. Он стоял у калитки своего пятистенного дома, обнесенного высоченным забором, щурил зеленоватые глаза, приветливо улыбался. Белый, сетчатый тельник обнажал его волосатую грудь.
– Привет завтрашнему председателю! – Бутусов развел руками, словно хотел обнять Песцова. – Слыхал? Стогов к нам собирается на твои выборы. Уж выберем тебя, никуда не уйдешь теперь.
– А я и не хочу уходить, – ответил Матвей в тон Бутусову. – Мне здесь нравится.
