Председатель с удивлением посмотрел на неподвижное, ничего не выражающее лицо собеседника.
— Законным путем их нельзя получить — не полагается. Придется купить с рук. А рыночная цена такая.
Бухгалтер помолчал с минуту.
— Что ж, это не трудно.
— По какой статье можно провести эти деньги?
— По разным.
После короткой паузы председатель искоса глянул на бухгалтера.
— Мы купили у азербайджанцев тысячу вязанок соломы, чтобы починить крышу у овчарен.
— Правильно.
— По рублю за вязанку.
— Превосходно.
— Ну так вот…
— Я и сам непременно на этом бы остановился.
— Договорились.
На этот раз бухгалтер добрался до выхода, но едва он успел открыть дверь, как в нее ворвался, запыхавшись, маленький мальчуган.
— Дедушка Нико, хлев обрушился, и Марта Цалкурашвили провалилась внутрь. Сколько хлеба рассыпалось!.. Все сбежались туда. Ух, как много было пшеницы — большая-большая куча! На ней тетушка Марта стояла, а в руке у нее — ведро. И ведро тоже провалилось.
Председатель побледнел и растерянно поглядел на бухгалтера, застывшего в дверях. Потом выдернул ключ из замка письменного стола и оттолкнул ногой стул, стоявший у него на дороге.
3
Суховетье из старой колючей изгороди пылало, треща, в камине. Притулившись к огню, грел свое толстое брюшко высокий горшок с лобио. Вздыхала и бормотала густая похлебка, пар с шипением и фырканьем прокладывал себе путь между крышкой и краем горшка.
От свежеполитого земляного пола тянуло приятной прохладой.
Возле камина разлеглась кошка с котятами. Мягко упираясь лапами, она оборонялась от облепившего ее потомства.
Шавлего нагнулся, подхватил одного котенка, посадил его к себе на колени и стал гладить.
Котенок попытался было убежать, но, убедившись, что ему не вырваться, примирился со своей участью: устроился поудобнее на коленях у человека и, зажмурив глаза, сладко замурлыкал.
— Так ничего и не слышно о Солико, тетушка Сабеда?
Пожилая женщина, сидевшая на сундуке, вздохнула и покачала головой:
— Ничего — ни следа, ни весточки! Обездолил и заживо схоронил меня, нечестивец, чтоб ему отлились мои слезы!
— С чего у них вражда пошла?
— Ума не приложу, сынок… Поначалу мой парень захотел учиться, а Нико его не отпустил — дескать, куда тебе, поздно ты это затеял, Он думал, что Солико собирается сбежать, не хочет в колхозе работать. А Солико на самом деле хотел учиться. Так вот, не послушался он председателя, сынок, и уехал самовольно в Телави, записался на курсы счетоводов. Да только Нико сумел сделать так, что его исключили: написал туда, будто Солико воровал деревья в лесу и потому убежал из колхоза. Разозлился Солико, не стал выходить на работу и принялся потихоньку глиняную посуду мастерить. А председатель напустил на него финагентов, и те его налогом обложили. Солико в ответ увел из лесу председателева бычка и продал его кому-то в Тианети. Нико заявил на него, парня арестовали, да и продержали в тюрьме два года. Ну, а оттуда он вернулся прямо-таки не в своем уме. Однажды ночью увел с председателева двора корову и продал караджальским татарам. Нико тотчас на него указал. Его опять посадили, только не сумели заставить сознаться. А уж в этот раз он, вернувшись, совсем одичал, от рук отбился. Вскоре после того, как кончилась война, он, оказывается, забил колхозных буйволов и содрал с них шкуру… Тут уж его взяли да отправили куда-то в такую даль, что и след затерялся. Вот уж три года, как я не знаю, живой он или мертвый.
Старуха еле сдерживала рыдания, подступившие к горлу; надтреснутый ее голос срывался и дрожал.
Ее собеседнику вспомнился невысокий, сухощавый добродушный парень, который однажды сплел маленькому Шавлего кузовок для ловли рыбы в Алазани. Вспомнился первый арест — как милицейские посадили парня на линейку и увезли его. Когда открытые дрожки, выбравшись на шоссе, прокатили мимо дома председателя, Солико вскочил на ноги и, потрясая в воздухе кулаком, пригрозил дяде Нико: дескать, с этих пор, даже если ночью в постели тебя укусит блоха, знай — это я!.. Потом была армия, потом эта проклятая война… И вот — прошли годы, а все еще не вернулась к родному очагу эта сбившаяся с дороги человеческая жизнь…
Шавлего разворошил уголья в камине.
— Сельсовет оказывает тебе какую-нибудь помощь?
Старуха подняла взгляд к потолку и, воздев руки, стала осыпать проклятьями председателя сельсовета.
— Бывает, заглянет Реваз Енукашвили — покрутится во дворе, сделает, что надо. А порой агроном наш завернет — хорошая девушка, добрая душа! Прошлой осенью поросенка мне подарила… Ох горе мне, сынок, горе!..
Долго еще слушал Шавлего безнадежные причитания старухи — потом осторожно ссадил на пол разнежившегося у него на коленях котенка и встал.
— До свидания, тетя Сабеда. Не отчаивайся, может, все еще уладится.
Поднимаясь, он ударился головой о черепицы, уложенные вдоль стрехи.
Старуха всполошилась:
— Осторожнее, сынок! Балки прогнили, стропила давно пора менять — еще немного, и крыша обрушится мне на голову. Уж год, как обещался починить ее Реваз, да все времени не выберет. И то ведь — мало ли у бригадира забот? Не до меня ему, как он со своими-то делами управляется?
Шавлего молча стерпел боль и, нагнув голову, выбрался из-под навеса галереи во двор.
— Куда ты, сынок, посиди, пообедай со мной. Как же так — не поев, уходишь? Угощать тебя, правда, нечем, не обессудь — ничего у меня нет, кроме лобио…
— Спасибо, тетушка Сабеда, мне ничего не нужно. Что может быть вкуснее лобио, да только я не голоден. Да и тороплюсь, надо мне еще успеть зайти в одно место.
— Бог тебе отплатит за твою доброту, сынок! Будь счастлив на радость своим старикам. Дело у тебя в руках горит: сложить в скирду столько снопов — немалая работа. Любому другому до вечера бы хватило. Иа Джавахашвили обещал было прийти, да, видно, его на жатву послали. Нынче ведь в колхозе страда, рабочих рук не хватает. Спасибо тебе, сынок, большое спасибо!
— Не стоит благодарности, тетя Сабеда. Если еще что-нибудь понадобится, дай мне знать.
Увядшие губы старухи искривились от беззвучных рыданий. Она проводила уходящего гостя благодарным взглядом до ворот.
4
Двухчасовое заседание бюро закончилось. Секретарь райкома был в дурном настроении.
Упершись обеими руками в край письменного стола, он смотрел рассеянным, бездумным взглядом на
