Тбилиси покрышки. Ну как, товарищ Джавахашвили, припоминаешь?
Фуражка в руках лейтенанта запрыгала на этот раз вверх и вниз.
— Помню, как не помнить. Я привез их и сразу же сдал на склад.
В дальнем конце кабинета поднялся с места грузный человек с погонами подполковника милиции и, поведя бычьими, налитыми кровью глазами, заявил:
— Если угодно, пошлите сейчас же людей на склад, пусть проверят, на месте эти покрышки или нет.
— Товарищ Гаганашвили, если вы нуждались в покрышках, зачем было, едва купив, запирать их на складе? — Второй секретарь, скрипнув стулом, глянул с многозначительной улыбкой на первого секретаря.
Но первый секретарь не ответил на его улыбку. Он снова постучал карандашом по столу и обратился к подполковнику:
— Вот вас спрашивают: зачем отдали покрышки на хранение, раз в них была срочная надобность?
Начальник милиции ухватил обеими руками спинку стула, стоявшего перед ним.
— Я не счел необходимым сразу пускать их в эксплуатацию. «Виллис» продержится на старых баллонах еще месяц, а то и два.
— Значит, покрышки на складе?
— На складе. Пожалуйста, можете проверить. А теперь позвольте спросить: если вы наказываете Джавахашвили за арест виновного без ордера, то чего же заслуживает мой заместитель, который отпустил из отделения милиции задержанных правонарушителей?
— Как? Джашиашвили самовольно освободил арестованных?
— Вот, пожалуйста, спросите сержанта милиции Сидонашвили. Позавчера в двенадцать часов ночи Джашиашвили явился в отделение милиции мертвецки пьяным и потребовал, чтобы арестованных выпустили. Дежурный по отделению отказался выполнить его требование. Тогда майор нанес дежурному оскорбление действием и самолично отпер двери первой и четвертой камер, в которых содержались преступники.
Секретарь райкома изумился:
— Правда это, товарищ Джашиашвили?
— Правда, — подтвердил майор. — С одной только поправкой: я не был пьян. Мне сообщили, что ни в чем не повинные люди содержатся третий день под арестом, и я счел это возмутительным.
— Зачем же ты нанес физическое оскорбление сержанту?
— Никакого оскорбления я не наносил. Он отказался освободить арестованных и, когда я решил сам их выпустить, встал у меня на дороге.
— Ну и что же?
— Ну, я попытался ему разъяснить.
— И больше ничего?
— Больше ничего.
— Это так, товарищ Сидонашвили?
Приземистый, широконосый сержант встал и почтительно поднял водянистые глаза на секретаря райкома.
— Совершенно верно. Но только разъяснение это показалось мне довольно туманным, и майор, как видно, для пущей убедительности подкрепил его здоровенной затрещиной.
Кое-где послышались сдержанные смешки.
— Поделом тебе! Значит, он отплатил за Гошадзе, которого ты покалечил.
Секретарь райкома заинтересовался:
— Это какой Гошадзе — заведующий рынком?
— Тот самый, Луарсаб Соломонович, — подтвердил майор. — Сержант и три милиционера, подстрекаемые начальником милиции, зверски избили ни в чем не повинного Гошадзе — каблуками отделывали, сломали ему два ребра. Несчастный до сих пор не может оправиться, еле держится на ногах.
— Старая история! — махнул рукой секретарь райкома. — Но скажи, сержант, почему ты бил Гошадзе?
— Он первый на меня замахнулся, товарищ секретарь, — опустил голову Сидонашвили.
— Неправда! — вспылил майор. — К Гошадзе пристали на базаре двое пьяных тбилисцев. Он призвал их к порядку, а те ответили матерной бранью. Тогда Гошадзе подозвал милиционера и решил вместе с ним препроводить их в отделение милиции. На его беду, эти двое оказались знакомыми начальника милиции. А тот давно уже имел зуб против Гошадзе, так как не видел от него «знаков уважения» и вообще считал его за человека излишне честного и порядочного. Вот Гаганашвили и натравил на беднягу своих людей. Результаты вам известны. Спросите автоинспектора, он присутствовал при этом и может рассказать все, как было.
У начальника милиции набухли веки, а глаза еще больше выкатились и налились кровью.
— Клевета! Гошадзе был пьян и ругался в отделении милиции последними словами. Он и те двое, как выяснилось, вместе пили на базаре, а потом передрались между собой. В милиции Гошадзе продолжал буйствовать и набросился на дежурного с кулаками. А насчет сломанных ребер я ничего не знаю. Впрочем, говорят, он свалился с дерева у себя в саду.
— Это уж Вы потом придумали. Не с дерева он упал, а ваши люди сбили его с ног и охаживали сапогами! — не унимался майор.
— Он сам избивал сотрудников милиции! — Жилы на висках начальника набрякли и посинели.
— Бедные милиционеры! — иронически усмехнулся его заместитель. — Не могли втроем справиться с одним буяном, дали себя избить, да еще в дежурке, на глазах у своего начальника!
— Довольно препираться! Где тут автоинспектор? Ну-ка, лейтенант, скажи нам, правда ли то, что говорит майор Джашиашвили? Кто вас разберет, чем вы там у себя занимаетесь? И ты тоже, наверно, не святой. Не зря же тебя прозвали Тарзаном.
Члены бюро засмеялись.
Улыбнулся и автоинспектор.
— Я себе прозвищ не выбирал — это шоферы меня наградили.
— По какому случаю?
— Почем я знаю? — пожал плечами автоинспектор. — Кто их поймет, этих шоферов? Когда я был назначен в Телави, оказалось, что у меня нет прозвища. А по их разумению, это непорядок. Каждый должен как-нибудь прозываться. Вот меня и окрестили Тарзаном.
— Почему же именно Тарзаном?
— Я вам сейчас объясню. — Начальник милиции снова стиснул в руках спинку стула. — Тарзаном прозвали его, потому что гоняет он на своем мотоцикле как бес, превышает скорость в запрещенных местах…
— И словно с неба сваливается на шоферов-леваков, — вставил Джашиашвили.
— Между прочим, вы совершенно правильно заметили, что он далеко не святой, — продолжал начальник милиции. — У меня есть сведения, что он покрывает кое-кого из шоферов и разрешает некоторым владельцам частных автомашин возить платных пассажиров. Зато остальным от него нет житья. В прошлую пятницу его видели в закусочной у Дома культуры с двумя водителями частных автомашин. — Начальник милиции повернулся к автоинспектору: — Говори, Хачидзе, угощали тебя автовладельцы по прозвищу Мугзур и Наседка?
Младший лейтенант сдвинул брови:
— Угощали — ну и что из этого? У нас в Грузии не полагается отказываться, если тебя пригласят к столу. Мы живем в Советском Союзе, да к тому же и шоферы не какая-нибудь низшая раса. А что касается прозвища, так я его не выбирал. Тарзаном меня прозвали или еще как — это не имеет отношения к делу. Недаром говорится: хочешь узнать, каков сад, отведай его плодов. Можете поднять материалы в милиции. С тех пор как я здесь работаю, число аварий заметно сократилось, — так или нет? Три раза министерство объявляло мне благодарность. И частника с пассажирами встретишь теперь куда реже.
