временами в листве шныряет болтливый, озорной ветерок, тихий свист ночной птицы раздается в чаще деревьев, а вдали заливается-лает собака — это в чьем-то саду верный страж дома негодует на гуляку ежа, свернувшегося под деревом. Месяц заливает окрестности своим холодным серебристым сияньем, и в бездонных глубинах неба как бы тихо звенят яркие звезды, говоря о чем-то таинственном и непостижимом. А вокруг кипит и бурлит жизнь, все охвачено жаждой жизни, напоено ее могучей силой. И при этом всюду царит такая глубокая тишина, что, если рядом плюхнется в лужу лягушка, слабый всплеск громко отдается в ушах, словно целый утес обрушился в воду.
Хорошо летней ночью спать на дворе!
Но Шавлего не спалось. Он лежал на постели навзничь, с открытыми глазами, отдавшись прихотливому течению своих мыслей.
Как переменилась деревня — все здесь стало совсем другим. Ведь не сразу же это случилось! Впервые после возвращения из армии Шавлего пришло в голову, что он совсем оторвался от родных мест. Пять лет в университете… Потом аспирантура… Зимние каникулы в публичной библиотеке, а летние — в горах. Конечно, заглядывал домой на два-три дня, чтобы повидать родных, но это не в счет. В Чалиспири чуть ли не на каждом шагу строится новый дом. Но кому принадлежат лучшие из этих домов? Почему молодежь держится от всего в стороне? Видно, немало есть здесь такого, от чего она отворачивается и на что, кажется, махнула рукой? Куда делось то гордое и прямое, честное и трудолюбивое поколение, которым еще так недавно гордилось это село? Неужели целиком, без остатка, поглотили его соленые пески керченского побережья, непроходимые болота Полесья, бескрайние поля Украины, закарпатские дремучие чащи и побитая шрапнельным градом земля Пруссии? Да, война… Только в одном родстве Шамрелашвили восемнадцать человек не вернулось с полей войны к родному очагу. Молодежь! Надежда и упованье старших поколений, опора и стержень будущего! Что же она поделывает, чем она занята, эта молодежь? Многое понял Шавлего сегодня вечером, не зря он завернул в клуб. О многом говорит этот вечер. Но какие все же цели ставит себе молодежь? Кто о ней заботится, кто думает о ней? Кто руководит ею в самом неустойчивом возрасте? Нет, что-то в селе не чувствуется такой заботливой руки, и похоже, что молодежь предоставлена самой себе, что никто и не пытается направить в нужное русло ее кипучую юношескую силу и живую фантазию…
В чем-то, пожалуй, прав дедушка Годердзи.
Какой славный, умный парень получился из Реваза! Недаром Шавлего рассматривал его руку у цементного резервуара. А как он поглядел вслед бедному старому Зурии, когда тот побрел в виноградник, сгибаясь под тяжестью опрыскивателя!..
А эта красавица, здешний агроном!.. Не перебарщивает ли она по части вежливости… или невежливости?.. Интересно, что за молодой человек был с нею сегодня в кино?
Да, а вот конь… Конь просто замечательный. Грех запрягать такого скакуна в плуг. Надо еще раз навестить доктора; Шавлего почему-то тянет к этому странному человеку. Он очень переменился, стал совсем не тот, что прежде. И дядя Нико тоже стал каким-то другим. А может быть, сам Шавлего переменился? Бедная Сабеда, дом вот-вот обрушится у нее над головой, надо бы его подправить, укрепить… А молодежь разрушает то, что уже построено, разваливает, обстреливает камнями… Нет, что-то где-то явно расстроилось, что-то нужно исправить и укрепить…
Ведь и ветка не шелохнется, если не подует ветер.
Глава восьмая
1
Дядя Нико обвел взглядом собравшихся у него в кабинете членов правления и бригадиров и обратился к агроному:
— Ну, так как же, дочка, начинать нам пахоту под озимые?
Русудан, успевшая трезво оценить положение, пошла на уступку:
— Ладно, будем палить пожню у большого дуба, но только ту часть, которая сильно заросла сорняками. На остальной площади стерня должна быть запахана в землю, чтобы в ней и сгнила.
— Огонь ведь уничтожает сорняки — разве это не на пользу идет?
— Уничтожает, но не полностью: семена некоторых трав могут все же сохранить способность к прорастанию. А почва теряет влагу, крошится, и ее плодородность падает. Почему вы меня не послушали и не прицепили к комбайну культиватор? Вот как раз заведующий сушилкой здесь — пусть он сообщит правлению данные об урожае, и рассчитаем число тонн на гектар. Сколько собрано зерна, Лео?
— Никаких данных у меня нет. Я взвешиваю только то зерно, что поступает ко мне. А там, за деревней, комбайн работает, как молотилка, — говорят, еще две скирды стоят нетронутые. И в Подлесках молотят на трех гумнах, сегодняшний обмолот еще и не привозили. Так что я пока ничего не могу сказать.
— А я могу. Я ходила и за деревню, и в Подлески, и на берег Алазани. И знаю, сколько хлеба уже сдано в сушилку. По моим подсчетам, получилось примерно семь с половиной центнеров на гектар.
— Так чего тебе еще нужно? В прошлом году взяли с гектара семь центнеров. Двадцать пять никогда не соберем, это же не ветвистая пшеница.
— Нам и без ветвистой пшеницы надо собирать побольше хлеба, Сико. Когда еще до нее дойдет дело, а кашу маслом, говорят, не испортишь. — Реваз, положив ногу на ногу, обхватил большими руками колено.
— Хорошо, согласен. Будем палить у большого дуба, а на остальные участки сразу пошлем тракторы. Это я беру на себя.
— Но, повторяю, палить стерню только между дорогой и кустом боярышника, там, где комбайн не брал под корень — Русудан смотрела в лицо председателю твердым взглядом.
— Ладно! — коротко заключил председатель. — Вопрос решен. Только надо как можно быстрее вывезти обмолоченную солому с полей.
— Дозволь мне сказать слово по-простецки, Нико.
— Ну давай, Элизбар, что ты хочешь сказать?
— Не будем больше складывать солому на краю участков. Раз уж потратим средства и труд — отвезем ее сразу к хлеву.
— Правильно! — согласилась с заведующим животноводческой фермой Русудан. — В прошлом году всю солому растаскали прохожие, и зимой нам не хватило грубых кормов. Давайте хоть в этом году распорядимся поумней. Прав был ветеринарный врач, когда корил нас за это. Давайте же постараемся, чтобы весной не было больше падежа скота.
— Кстати, так оно будет и бережливей — не придется зимой опять тратить время и силы на привоз соломы с поля. Одним выстрелом двух зайцев убьем. — Реваз переменил ногу и обхватил теперь другое колено.
Председатель долго молчал, рассматривая свои руки, сложенные на столе.
— Ты, конечно, прав, Элизбар… Только придется нам все же сначала скопнить солому на краю участков. С пахотой задерживаться нельзя. И надо еще вовремя позаботиться об отборе семенного зерна. С одним только триером не управимся — придется посадить женщин, чтобы руками перебирали. Закончим уж с семенным зерном, засыпем его и скинем с плеч эту заботу.
— Только не будем больше хранить его в старой церкви, а то опять придется осенью покупать семена в Акуре или в Ахалсопели.
— А где же его хранить, дочка, другого-то места у нас ведь нет!
— Амбар нужен. Надо построить сухое зернохранилище. В церкви одно-единственное окошко, да к
