Бледное пламя

Балетным черным платьем оттенен, —
Зачем на ней другой жены кольцо?
Зачем гневливо юное лицо?

Нам ведомо из снов, как нелегки
590: С усопшими беседы, как глухи
Они к стыду, к испугу, к тошноте
И к чувству, что они — не те, не те.
Так школьный друг, что в дальнем пал сраженье,
В дверях кивком нас встретит и в смешенье
Приветливости и могильной стужи
Укажет на подвал, где стынут лужи^{82}.
И как узнать, что вспыхнет в глубине
Души, когда нас подведут к стене
По манию долдона и злодея,
600: Политика, гориллы в портупее^{83}?
Мысль прянет в выси, где всегда витала,
К атоллам рифм, к державам интеграла,
Мы будем слушать пенье петуха^{84},
Разглядывать на плитах пленку мха,
Когда же наши царственные длани
Начнут вязать изменники, мы станем
Высмеивать невежество в их стаде
И плюнем им в глаза, хоть смеха ради.

А как изгою старому помочь,
610: В мотеле умирающему? Ночь
Кромсает вентилятор с гулким стоном,
По стенам пляшут отсветы неона,
Как будто бы минувшего рука
Швыряет самоцветы. Смерть близка^{85}.
Хрипит он и клянет на двух наречьях^{86}
Удушие, что легкие калечит.

Рывок, разрыв — мы к этому готовы.
Найдем le grand neant[4], иль может, новый
Виток вовне, пробивший клубня глаз^{87}.

620: Сказала ты, когда в последний раз
Мы шли по институту: 'Если есть
На свете Ад, то он, должно быть, здесь'.

Крематоры ворчали зло и глухо,
Когда вещал Могиллис, что для духа
Смертельна печь. Мы критики религий
Чурались. Наш Староувер Блю великий^{88}
Читал обзор о годности планет
Для жизни душ. Особый комитет
Решал судьбу зверей^{89}. Пищал китаец
630: О том, что для свершенья чайных таинств
Положено звать предков — и каких.
Фантомы По я раздирал в клочки
И разбирал то детское мерцанье —
Опала свет над недоступной гранью.
Был в слушателях пастор молодой
И коммунист седой. Любой устой
И партии, и церкви рушил IPH.

Поздней буддизм возрос там, отравив
Всю атмосферу. Медиум незваный
640: Явился, разлилась рекой нирвана,
Фра Карамазов неотступно блеял
Про 'все дозволено'. И страсть лелея
К возврату в матку, к родовым вертепам,
Фрейдистов школа разбрелась по склепам.

У тех безвкусных бредней я в долгу.
Я понял, чем я пренебречь могу,
Взирая в бездну. И утратив дочь,
Я знал — уж ничего не будет: в ночь