Трагедия господина Морна

                                      Так как же?
Ведь это — грех: Морн, Морн и только Морн.
И кровь поет…

ДАНДИЛИО:

                   Нет на земле греха.
Люби, гори — все нужно, все прекрасно…
Часы огня, часы любви из жизни
выхватывай, как под водою раб
хватает раковины — слепо, жадно:
нет времени расклеить створки, выбрать
больную, с опухолью драгоценной…
Блеснуло, подвернулось, так хватай
горстями, что попало, как попало, —
чтоб в самый миг, как лопается сердце,
пятою судорожно оттолкнуться
и вывалить, шатаясь и дыша,
сокровища на солнечную сушу
к ногам Творца — он разберет, он знает…
Пускай пусты разломанные створки,
зато гудёт все море в перламутре.
А кто искал лишь жемчуг, отстраняя
за раковиной раковину, тот
придет к Творцу, к Хозяину, с пустыми
руками — и окажется в раю
глухонемым…

ИНОСТРАНЕЦ:

(подходя)

                   Мне в детстве часто снился
ваш голос…

ДАНДИЛИО:

               Право, никогда не помню,
кому я снился. Но улыбку вашу
я помню. Все хотелось мне спросить вас,
учтивый путешественник: откуда
приехали?

ИНОСТРАНЕЦ:

              Приехал я из Века
Двадцатого, из северной страны,
зовущейся…

(Шепчет.)

МИДИЯ:

                Как? Я такой не знаю…

ДАНДИЛИО:

Да что ты! В детских сказках, ты не помнишь?
Виденья… бомбы… церкви… золотые
царевичи… Бунтовщики в плащах…
метели…

МИДИЯ:

           Но я думала, она
не существует?

ИНОСТРАНЕЦ:

                      Может быть. Я в грезу
вошел, а вы уверены, что я
из грезы вышел… Так и быть, поверю
в столицу вашу. Завтра — сновиденьем
я назову ее…

МИДИЯ:

                 Она прекрасна…

(Отходит.)

ИНОСТРАНЕЦ: