В становище пришли в расстройство все, Но сразу обрели геройство все: Всех воинов собрать заставил враг! И ненависти затянув кушак И видя приближение беды, Пошли навстречу, выровняв ряды. И небо, их восторг уразумев, И храбрость, и благословенный гнев, Свои дела творило хорошо, И часто говорило: «Хорошо!» И Науфаля воины, тверды И яростны, построились в ряды, И плотный пар среди равнин степных, Как от верблюдов пьяных, шел от них. Так встретились два смелых войска там, Чтоб славой подышать геройской там, Чтоб кровь пролить, чтоб ужас возбудить, Погибнуть с честью или победить. И конский вихрь селенья закрывал И жалости растенья вырывал. Степь задрожала, недрами гудя, И стали стрелы струями дождя. И звери заметались, видя смерть, Напоминая смерч и водоверть. Как змеи скручиваются в траве, Когда ударить их по голове, Свернулись копья — буквы «даль» кривей, Они — подобья ивовых ветвей. Двуострый меч могучим в битве был. В цирюльне той подобен бритве был, Но сразу гнев его обуревал: Не волосы, а головы сбривал! Как птица горя — каждая стрела, И вот она расправила крыла, И вот уже взлетела, и летит… Тут сразу жизнь из тела улетит! Взлетают стрелы в воздух наконец, И вот все небо в звездах наконец! Те звезды — несчастливые всегда… Но вот копье — падучая звезда — Проходит сквозь кольчугу: так игла Пройти бы легкий шелк насквозь могла! Кинжал единый миг в крови лежал, — И стал кровавым языком кинжал. Когда копье ломалось о копье, Друг друга брали воины в дубье, И в чашу головы, в пылу войны, Дубина пряталась, как бы в ножны! Войска напоминали стаи туч, И меч — как молния: блестящ, летуч,
