И вражьей кровью в битве стыд отмыть! Всех, кто отмечен щедрым был Дарой, Поодиночке вызываю в бой. Пусть шах, чьей мудростью земля полна, Увидит сам, какая им цена!» Когда же Бербери-Барик умолк, Навстречу воин вылетел, как волк, — С лицом убийцы, темен, словно дым, Нависший над пожарищем степным. В индигоцветной сумрачной броне, На черном, искры сыплющем коне. То — в туче бедствий — гибели огонь! То — небосвод бегущий, а не конь! Копье в руке, как башенный таран, А имя было воину — Харран. Произнеся молитву за царя, Он в бой рванулся, яростью горя. И сшиблись на ристалище враги, И разлетелись, делая круги. Слетелись вновь. И долго длился бой, Не побеждал ни тот и ни другой. Но вот Барик проворство проявил, Он в грудь копьем Харрана поразил — И вышиб из седла, сломав ребро. И прогремели небеса: «Добро!» Поводьями Барик врага связал И с пленником перед царем предстал. Вновь Искандару дух возвеселил Знак вещий, что победу им сулил. Шах Искандар — ты скажешь — в пору ту Победы первой видел красоту. А лев-бербер, отвагой обуян, Вновь на кровавый выехал майдан. И вышел из рядов врага тогда Слоноподобный богатырь Шейда. Но льва от пораженья и стыда Хранила Искандарова звезда. И он такой удар Шейде нанес, Что рухнул тот на землю, как утес. К царю Барик сраженного привел, — Связал и униженного привел. Дара, владыка стран и мощных сил, Копьем в досаде небу погрозил. И вновь на поле, раскрывая зев, Примчался лютый берберийский лев. Другой — навстречу — издающий рев. И страшно лица их наморщил гнев. Но и его, как молнии стрела, Бербер ударом вышиб из седла.
