– А основания?
– Знаете, на чем сгорела наша дружба? – Нинель отодвинула от себя опустевшую чашку из-под кофе и нахмурилась. – Три года назад я собиралась выйти замуж за очень, как мне казалось, приличного человека... Поверьте, я его действительно любила, хотя бедным он не был... У нас уже заявление лежало в ЗАГСе, когда я их познакомила...
– И она его у вас увела, – уверенно кивнула Романова. – Верно?
– Ну, чтобы догадаться, особой мудрости тут не требуется, – усмехнулась Нинель. – Но весь вопрос в том – как она это сделала... Знаете, мне до сих пор неприятно вдаваться в подробности, поэтому в двух словах... Узнала я все за пять дней до регистрации, когда платье свадебное, причем дорогое, было уже куплено. А выбирать его и даже слегка подгонять по фигуре мне помогала дорогая подруженька, уже прекрасно знавшая, что никакой свадьбы мне не видать, как собственных ушей без зеркала.
Галочка Романова невольно ахнула:
– Она что же... действительно такая садистка?!
– Вот видите, вы сами произнесли это слово! Не я – вы!.. Заметьте, так она поступила со мной, ни разу в жизни ничего плохого, кроме хорошего и очень хорошего, ей не сделавшей! От бывшего жениха, уже после того как их отношения лопнули и он приполз каяться, я узнала, как тонко и упорно она его арканила, как интриговала против меня, не гнушаясь никакой ложью... А тут речь идет о бывшем муже, которого Альбина после развода ненавидела, грозилась его убить... При мне грозилась!.. Говорила, что все равно его убьет рано или поздно... Выводы делайте сами.
Нинель в очередной раз взглянула в окно и тут же вскочила со своего места:
– Извините меня, пожалуйста, но мне действительно пора! Если хотите, можете еще здесь посидеть, тут публика вполне спокойная, в основном местные жители заглядывают, ну и наши, из театра...
Романова кивнула, понимая, что Каплер просто не хочет выходить из кафе вместе с ней. В Галином поле зрения только что оказалась за слегка подмерзшими стеклами окон паркующаяся возле кафе белая «девятка».
– Если что – звоните, – приветливо улыбнулась Нинель, на ходу застегивая свою мини-курточку. – Или теперь мне повестку пришлют, если следователь?..
– Вы знаете, да, скорее всего...
– Ничего страшного, не беспокойтесь, я приду. И ни от своих слов, ни от своего мнения точно не откажусь... Удачи вам!
И Каплер дробно застучала своими шпильками в сторону выхода.
«Теперь по крайней мере ясно, – усмехнулась про себя Галя, – почему она так легко оделась!»
Романова с интересом уставилась в окно. Из машины буквально через минуту выбрался улыбающийся, высоченный блондин, а спустя еще секунду ее бывшая собеседница оказалась в его объятиях. Блондину было никак не больше двадцати пяти лет, и в этой связи Галочке стало понятно и то, почему Нинель предпочитает молодежный стиль, с большим трудом вписывающийся в ее возраст...
Отчего-то ей сделалось грустно, и, дождавшись, когда белая «девятка» с исчезнувшими в ее недрах пассажиркой и водителем отчалит от кафе, она тоже поднялась из-за столика и направилась к выходу.
Актриса против «важняка»
Александр Борисович Турецкий, во многом благодаря своей работе, давно уже научился относиться к людям снисходительно, прекрасно зная, что очень многие человеческие недостатки, бросающиеся в глаза, по сути дела – оборотная сторона тех внутренних комплексов, которые присущи любой человеческой натуре. Однако истеричных дамочек он на дух не переносил... А сегодня ему, увы, если верить сведениям о Крутицкой, собранным Галей Романовой, предстояло общаться не просто с истеричкой, но еще и истеричкой злопамятной и мстительной... Словом, настроение у Саши было далеко не из лучших, что и ощутил немедленно на своей шкуре Валерий Померанцев, опоздавший к шефу на какие-то пять минут и получивший за это по полной программе так, словно задержался минимум на сутки.
В другое время Валерий непременно обратил бы в ответ внимание дорогого шефа на то, что самой подозреваемой, на собеседовании с которой он должен был присутствовать, пока что и в помине нет, иначе ему, Померанцеву, доложили бы о ее приходе из дежурки. Но сегодня, оценивающе посмотрев исподтишка на Турецкого, Валерий счел за благо промолчать и с самым тихим и покорным видом заняться записывающей аппаратурой: что означает тщательно скрываемое, но все равно заметное брюзгливое выражение на физиономии начальства, он знал преотлично и испытывать судьбу не собирался.
«Наверняка со своей половиной повздорил с утра пораньше!» – решил Померанцев. И в этот момент подал наконец голос внутренний телефон: с двадцатиминутным опозданием актриса все-таки явилась. Кабинета Турецкого она достигла спустя еще десять минут, хотя требовалось для этого ровно вдвое меньше. «Наверняка по дороге пудрила носик», – вновь молча констатировал Валерий и на сей раз не ошибся.
В Генеральную прокуратуру Альбина Викторовна заявилась в изумрудно-зеленой коротенькой шубке из овчины, скинув которую вполне небрежно на руки Померанцева, галантно встретившего даму у дверей, осталась в столь же ярком костюмчике и алой блузочке – в тон ее сапогам, сумочке, длиннющему шарфику и залихватски заломленному берету... У Валерия, грешным делом, запестрило в глазах от такого обилия красок, в обрамлении которых оценить внешность Альбины Викторовны с первого взгляда представлялось затруднительным.
– Я, наверное, опоздала, как всегда? – У актрисы был немного капризный, грудной голос, разукрашенный массой интонаций. – Ради бога, простите, я всю жизнь такой хронотуп... Здравствуйте!
– Здравствуйте, – сухо ответствовал Александр Борисович, – кто вы, простите?
– Да хронотуп же! Хронотуп, если вы не в курсе, человек, не чувствующий хода времени... Так бывает очень часто с творческими людьми, понимаете? Поскольку большинство из нас мысленно чаще всего пребывает в иной, скорее, виртуальной, чем вещественной, реальности!
Альбина уже успела усесться на стуле для посетителей и, пристроив на коленях крошечную красную сумочку на длинной массивной цепи вместо ручки, слегка игриво поинтересовалась:
– Надеюсь, курить у вас можно? Я, знаете ли, без сигарет просто неспособна разговаривать.
– Можно, – окончательно помрачнел Александр Борисович. – Тем более что разговор у нас с вами впереди некороткий...
– Ах, я понимаю... – Вместе с тоненькой сигареткой Крутицкая извлекла из сумочки носовой платок и изящным быстрым движением коснулась им глаз. – Если бы вы знали, каким потрясением это для меня стало, если бы знали!
– Серьезно? – Турецкий усмехнулся. – Но ведь с момента вашего развода прошло столько лет!
– Вы не понимаете! – Альбина резко затянулась сигаретой. – То есть просто не в курсе... Наши отношения с Сережей давно уже возобновились. Да-да, не удивляйтесь!.. Его второй брак, увы, не сложился, он собирался буквально со дня на день сообщить этой... своей супруге номер два, что уходит... Уходит ко мне! Теперь вам понятно, что именно я сейчас чувствую?
Крутицкая обессиленно откинулась на спинку стула и с горечью уставилась в окно, а Турецкий невольно крякнул:
– М-да... Действительно новость... Особенно если учесть, что все друзья и знакомые Кожевниковых дали в этой связи, я бы сказал, диаметрально противоположные показания: прекрасная, дружная пара, друг друга явно любили... Как думаете почему?
Альбина Викторовна иронично усмехнулась и вскинула на Турецкого чистые, правдивые глаза:
– Ясно почему: разве Сергей обязан был демонстрировать своим знакомым и даже друзьям, насколько на самом деле несчастлив? Докладывать о своих проблемах?.. О, поверьте, он был не из таких людей! Скорее, наоборот: всегда все о себе скрывал до последнего момента.
– Скажите, Альбина Викторовна, отправляясь на банкет, ставший для вашего бывшего супруга роковым, вы знали, что он будет там?
– Разумеется, знала. – Она пожала плечиком. – Собственно говоря, Сереженька и попросил меня там быть, ему нужно было что-то срочно мне сказать... Конечно, так, чтобы эта его ревнивая баба не слышала, видимо, собирался улучить момент...
– Но если он собирался с ней разводиться, тогда для чего, по-вашему, он пришел на открытие выставки с женой и не желал ей демонстрировать ваши... новые отношения?
– Ах, вы не понимаете!..
