мне чаю можно? А то я скоро опять убегаю. Как Оля?
Девушка вела себя вполне естественно, как отметил Володя, ни тени встревоженности при виде московского оперативника. Где-то в глубине души Яковлев отлично понимал, что и на сей раз, во всяком случае с этой Викой, «просвистало-пролетело» мимо...
Конечно, один шанс из тысячи оставался, что кто-то помог ей, допустим, вполне профессионально, изменить внешность! Вполне возможно, например, подправить разрез глаз, так наложить косметику, чтобы овал лица выглядел иначе – особенно на снимке. Наконец, наклеить дополнительно ресницы на свои собственные, кстати, вполне заурядные.
Но, во-первых, это уж какой-то вовсе одержимый человек получается, чтобы так постараться ради подруги, а на одержимую Вика Сухорукова никак не походила. Во-вторых, вариант явно натянутый даже для вполне заинтересованного лица. Наконец, есть и в-третьих: если бы девушка прибегла к столь обильному, да еще профессиональному гриму, ее бойфренд – художник – наверняка бы это заметил.
– Так вас интересуют родственники Ляли и Саши? – Девушка уже успела налить себе чай и теперь сидела напротив Яковлева рядом с матерью. Сразу стало видно, что они очень похожи друг на друга.
– Да, интересуют, – уныло кивнул Володя. – А что – вы всех их знаете?
– Только тех, кто в Ульяновске живет, – ответила Вика. – Сашины родители...
– Он у них один? – перебил Яковлев.
– Нет, есть еще два брата-близняшки. Два десятилетних охламона, типичные поздние дети: Сашиной маме уже пятьдесят три, а папе, по-моему, здорово за шестьдесят... Так, ну, конечно, Лялькины родители. Но он вообще-то в деревне живут, в Горшихе...
– Ты о чем?.. Здравствуйте...
Все трое – Галина Викторовна с Викой и Яковлев – повернулись к кухонным дверям, в проеме которых стояла немного заспанная молодая женщина, растеряно переводившая взгляд со своей подруги на Володю, потом на Галину Викторовну и – снова на Яковлева.
– Проснулась? – хором и при этом немного, как показалось Володе, фальшиво спросили Сухоруковы.
– Как видите... А что здесь, собственно, происходит? – Женщина с беспокойством посмотрела на оперативника и вошла, наконец, в кухню.
Это была очень коротко, «под мальчика», стриженная шатенка с серыми, как здешнее неприветливое небо, глазами и бледным до синевы лицом. Хрупкая, как ребенок, она ни единой своей черточкой не могла заинтересовать Яковлева в качестве пропавшей фигурантки.
Уже усаживаясь в машину с прождавшим его не меньше часа водителем, Володя мрачно просмотрел список ближайших родственников и двоих «оставшихся верными Саше», как выразилась его жена, друзей осужденного. Список получился не маленький, к тому же, если интерес к друзьям Зимушкина он сумел объяснить, то относительно фотографий подозреваемых, которые обязал его при любом раскладе добывать Турецкий, даже стараться не стал: их придется по всему списку раздобывать самостоятельно, одновременно проверяя алиби каждого и каждой... Даже говорливой Татьяны.
Все, вместе взятое, означало, что, во-первых, задержаться в ледяном Ульяновске ему придется дольше, чем в Саргове и Электродольске. Во-вторых, нужно срочно звонить Вячеславу Ивановичу или Турецкому и запрашивать разрешение на привлечение к работе местных оперов из ГУВД. Или – из УФСБ. Одному ему по чисто техническим причинам не управиться и за неделю.
Но самым неприятным было «в-третьих». Вся его интуиция опера, отточенная за годы работы, не просто подсказывала, но вопила о том, что и здесь их ожидает очередная «пустышка». И в этой связи расхожая истина, что отрицательный результат – тоже результат, душу Владимиру Владимировичу Яковлеву совершенно не грела. Возможно, потому, что столь безрезультатных расследований, как в этой тройной командировке, вести ему уже давно не доводилось.
– В гостиницу, – буркнул он водителю.
Вечер он решил провести за тщательнейшим анализом всех собранных материалов, еще раз «перетереть» факты по Саргову и Электродольску, а здешними делами заняться завтра. Мысль о том, что он мог что-то упустить, прохлопать нечто важное, что-то недоделать, мучила его уже не первый раз. И если это действительно так, Володя очень надеялся докопаться до упущенного самостоятельно.
Кроме того, завтра с утра он позвонит в Электродольск: у тамошних оперов, возможно, уже появилось что-нибудь интересное по подозрительному адвокату Хватану.
Приняв решение, Яковлев немного успокоился и ощутил наконец голод: день уже перевалил на свою вторую половину, а у него, кроме нескольких чашек кофе и чая, во рту и маковой росинки еще не было.
– Слушай, друг. – Он вдруг сообразил, что не помнит имени водителя. Точнее, не расслышал, что именно тот буркнул в момент знакомства. – Где тут у вас можно пообедать нормально?
– Меня Юрий зовут, – хмуро отозвался водитель. И, подумав, добавил: – В прокуратуре столовка хорошая, если в ресторане дорого.
– Дорого! – заверил его Яковлев. – Давай тогда в прокуратуру, там и поедим. Потом я созвонюсь с парочкой людей, и будет видно, что дальше делать...
– Так в гостиницу, значит, не едем? – уточнил Юрий.
– В гостиницу позже... Надеюсь, номер свободный отыщется?
– У меня рабочий день до семи, – предупредил водитель.
– Не бойся, не перегружу. – Володя усмехнулся и вздохнул, подумав, что вот его-то рабочий день точно никто не разгрузит, и завершится он неведомо когда, а скорее всего, за полночь...
Идеал художника
Связь с Ульяновском была просто отвратительная: голос Володи Яковлева звучал так, словно оперативник находился не в городе, в общем-то, и не столь уж сильно удаленном от столицы, а на дне Ледовитого океана. Почему именно Ледовитый океан всплыл в качестве ассоциации у Турецкого, гадать не приходилось: за окнами столицы столбик ртути впервые за три десятка лет опустился ниже тридцати градусов Цельсия. Столь же убедительный холод, казалось, сковал и ход следствия по делу Сергея Павловича Кожевникова...
Саша дождался паузы в Володином устном докладе и вздохнул:
– Ты меня хорошо слышишь? – С трудом уловив положительный ответ, продолжил. – А я тебя почти не слышу, так что можешь особо не стараться реагировать... Короче, свяжешься с местным УФСБ, передашь им все материалы за исключением снимков, и – домой. Что касается снимков, пусть делают для себя копии. Что?
Яковлев все-таки среагировал. Половину того, что он сказал, Турецкий, как ни напрягался, не расслышал, однако все-таки уловил, что по каким-то причинам Володя просит продлить ульяновскую командировку еще на два дня.
– Надо – значит, на здоровье, – легко согласился Саша, доверявший Яковлеву и уверенный, что зря тот подобных просьб не высказывает. – Только учти, что завтра утром в город приедет наш коллега от Анисимова. Было бы идеально, если б ты его встретил, ознакомил с ситуацией и материалами, а местным передавал всю информацию в его присутствии.
Яковлев никак не отозвался, возникшую паузу заполнили шорохи и потрескивания эфира.
– Ты меня слышишь? – вновь поинтересовался Турецкий.
И на этот раз уловил короткое «да». Снова шорохи и далекий голос оперативника: «Все будет сделано, Александр Борисович!»
Саша положил трубку и посмотрел на вышагивающего по его кабинету Славу Грязнова.
– Ну что? – Вячеслав Иванович замер напротив его стола.
– Судя по тому, что удалось расслышать, – то же, что и у нас... Тьфу, забыл ему назвать имя анисимовского опера!..
– Узнает и без тебя, – вздохнул Слава. – Тамошние его коллеги наверняка уже в курсе... Слушай, а не зря ли мы все-таки придаем столько значения этой девице? Лично я с трудом представляю, какой мотив может руководить девушкой, если она решилась на убийство. В жажду мести, извини, не верю!
– Смотря кем упомянутая девушка доводится пострадавшему... И не забывай, пожалуйста, что из всех гостей банкета эта Вика – единственная буквально растворившаяся в воздухе. Все остальные живут себе поживают, благополучно выкинув из головы случившееся.
– Саня, девушка могла «раствориться» и даже назвать придуманное имя совсем по другим причинам! –
