сдержался. Но через часок-другой меня выпустят, вот увидишь! А может, даже раньше.
– Везет тебе, – Турецкий насмешливо вздохнул. – А за меня и вписаться некому. Слушай, художник, поговори со своими «шишками». Похлопочи за меня.
– А что, запросто! – Пожилой мужчина улыбнулся, обнажив щербатый рот. – Думаешь, вру? А знаешь, чей портрет я писал на прошлой неделе?
– Чей?
Художник приосанился и многозначительно произнес:
– Самого Шиманова!
– Какой-нибудь чиновник? – равнодушно поинтересовался Александр Борисович.
Пожилой мужчина хохотнул и хлопнул себя ладонью по колену.
– «Чиновник»! Бери выше! Илье Сергеичу принадлежит половина нашего города. Да какая половина – почти всё! В прошлом году ему сам Путин в Кремле премию вручал, как лучшему бизнесмену Восточной Сибири!
– Да ну?
– Вот тебе и «да ну!» Знаешь, сколько он мне за портрет свой отвалил?
– Ну?
– Пять штук! Баксами!
Турецкий окинул фигуру художника критическим взглядом.
– А ты не смотри, – сердито произнес тот. – Кабы не водка да нахлебники, я бы сейчас в пятикомнатных хоромах жил. Да, может, еще и буду? – Художник стер улыбку с лица и деловито нахмурился. – Мне Шиманов обещал еще несколько заказов подкинуть. Уж больно ему портрет глянулся.
– Что за заказы? – небрежно поинтересовался Турецкий.
– Хочет, чтобы я с его дочки портрет написал. – Художник прикрыл глаза и прицокнул языком. – Красивая девчонка! Жаль только, что характер тяжелый. Никак они с Шимановым не уживутся.
– А что такое? – прежним небрежным голосом осведомился Турецкий и даже зевнул, демонстрируя безразличие. Художник не заметил подвоха и продолжил:
– Да не заладилось у них там что-то. Она, вроде как, из дома уходить собралась. А то еще кричала, что в милицию пойдет. Думаю, это она со зла сказала. Но Шиманову эти слова шибко не понравились.
– Еще бы, – поддакнул Александр Борисович. – А что, этот Шиманов, он действительно преступник?
Пожилой художник посмотрел на Турецкого сочувственно.
– Ты откуда такой свалился, парень? – насмешливо спросил он. – Шиманов – фигура! У него миллионов, как у меня тараканов в мастерской. А как такие деньжищи честным трудом заработаешь?
– Никак, – сказал Турецкий.
– Вот то-то и оно. – Художник вздохнул. – За каждым крупным состоянием, парень, стоит преступление. Это еще Бальзак подметил. Но это всё не мое дело. Мое дело картины писать, да помалкивать. Что-то я сегодня слишком болтлив.
– Это точно, – усмехнулся Александр Борисович.
Пожилой художник посмотрел на него сурово. Затем укоризненно покачал головой и встал со «шконки».
– Я не хотел вас обидеть, – сказал ему Турецкий.
– Но обидел, – тихо отозвался художник и отошел на другой конец камеры.
У Александра Борисовича не осталось сил на прения. Сон буквально валил его с ног. Ведь за последние двое суток он поспал от силы пару часов. «Ничего, – сказал себе Турецкий. – Покимарю полчаса, потом решу и эту проблему». Он зевнул, закрыл глаза и приготовился уснуть. Но не получилось.
– Эй! – окликнул Турецкого огромный детина с лысым и гладким, как бильярдный шар, черепом. – Не слышишь, что ли, я к тебе обращаюсь!
Александр Борисович посмотрел на верзилу, досадливо дернул щекой и отвернулся.
– Хамит фраерок-то, – заметил кто-то за его спиной. – Надо бы поучить.
Верзила поднялся с нар и двинулся к Турецкому. Остановился перед ним, глянул сверху вниз и прогудел:
– Ну что, фраерок, придется тебя поучить.
– Себя поучи, – угрюмо отозвался Турецкий.
Верзила ухмыльнулся поднял руки и с хрустом размял пальцы на огромных, как лопаты, ручищах.
– Слушай, а ты чего такой борзый? – поинтересовался он.
– Это ты у моих корешей спроси, они тебе расскажут.
– У корешей? – Верзила переглянулся с другими обитателями камеры. – Что за кореша? – подозрительно спросил он.
– Андрей Черный, Блот, Марат Татарин. Хватит или других назвать?
Физиономия гиганта стала озадаченной. Он поскреб пятерней лысый череп и сказал:
– Про них я слышал. А вот про тебя нет. Ты из чьих же будешь?
– На гастроли к вам приехал, – усмехнулся Александр Борисович. – С театром юного зрителя.
– Не понимаю, – нахмурившись, произнес верзила.
– И не поймешь, – грубо отрезал Турецкий. – Слушай, колобок, я не спал двое суток. Дай отдохнуть, а потом разводи на разговоры.
Верзила подумал, потом еще подумал, затем пожал могучими плечами и сказал:
– Ну, прости, брат. Не знал, что ты друг Блота и Татарина. Хотя я и сейчас в этом не уверен. Сейчас спи, а когда проснешься, мы еще побазарим.
– Побазарим, побазарим, – обронил Турецкий и отвернулся к стене. Он слышал, как верзила вернулся к своей шконке, как скрипнули под его могучим телом доски. Слышал, как верзила что-то кому-то тихо зашептал. Как ему зашептали в ответ. Говорили явно о Турецком.
«Озадачил я их, – усмехнулся Александр Борисович. – Но это ненадолго. Через час поднимут и начнут толковище. И тут уже будет не до шуток. Ну, и черт с ними. Хотя бы час посплю».
Турецкий зевнул и закрыл глаза. Спустя минуту он уже спал крепким сном человека, на долю которого пришлось слишком много неприятных приключений.
Как и предсказывал Турецкий, через час его растолкали.
– Что? – спросил он спросонок. – Куда?
– На выход! – произнес громкий голос у него над самым ухом.
Александр Борисович тряхнул головой и с силой потер ладонями лицо, прогоняя остатки тяжелого сна.
– Да, – сказал он. – Конечно.
Турецкий поднялся с нар и направился к выходу.
– Так и не потолковали, – тихо произнес ему вслед лысый верзила.
Александр Борисович вышел из камеры, и железная дверь с лязгом закрылась у него за спиной.
– Александр Борисович, вы свободны, – сухо объявил майор Кадочников.
– Свободен? – Турецкий вскинул бровь. – Это с какой же стати?
– Вы свободны, – повторил Кадочников. – У нас есть основания полагать, что Штырева убили не вы. Вот пропуск. – Он всучил Турецкому листок бумаги. – Можете идти.
– Да погоди ты, майор, – нетерпеливо оборвал его Александр Борисович. – Что случилось, пока я спал в камере? Вы кого-то задержали?... Ну же, майор! Хватит корчить из себя сфинкса. Я тебе всё рассказал, расскажи и ты. Откровенность за откровенность.
Кадочников вздохнул.
– Ну, хорошо. Нашлись свидетели, которые видели возле Штырева какого-то корейца. Он остановился возле Штырева и, вроде бы, пожал ему руку. Потом он ушел, а Штырев грохнулся на пол. Нашлись двое человек, которые видели это. Вот и вся информация.
– Значит, кореец, – тихо пробормотал Александр Борисович и задумчиво потер пальцами небритую щеку. – Задержать, конечно, не удалось?
Кадочников лишь холодно усмехнулся в ответ.
