У консьержки в горле застряла баранка, она закашлялась, да так, что Турецкий испугался: как бы на его совести еще что-нибудь не оказалось. Он засунул руку в окошко, стукнул слегка тетку по спине и пошел своей дорогой.
Едва Александр Борисович открыл дверь своей квартиры и почувствовал запах жареной курицы, он вспомнил, что забыл купить хлеб. Армянский лаваш.
Он прислушался: Ирина с кем-то разговаривала. С Нинкой?
Из комнаты доносился ее мелодичный голос:
– ...Известны несколько градаций страха: испуг – это первая реакция на угрозу, тревога – это чувство неопределенности при ожидании неблагоприятного развития событий, потом еще боязнь – слово так себе, разговорное, я бы его заменила на трепет, но это уже почти с сексуальным оттенком. – Ирина хихикнула. – Значит, боязнь. Это реагирование на реально видимую опасность. И наконец, паника, что есть, как ты понимаешь, неконтролируемый животный страх. Последняя градация особенна важна, поскольку у каждого субъекта существует предел психической выносливости, по превышении которого он неспособен на дальнейшее сопротивление эмоции страха, впадая в хаотическое поведение или какое-то оцепенение.
«Психолог ты мой доморощенный, – подумал Турецкий с нежностью. – Хотя почему же доморощенный? Скоро будет дипломированный... Наверно, с однокурсницей болтает...»
Осторожно, чтобы не шуметь, ступая с пяток на носки, он двинулся назад к двери. Тихонько прикрыл ее за собой и быстро пошел вниз по лестнице – за хлебом. В соседнем квартале допоздна торговали курицами гриль, там можно было купить и лаваш...
На втором лестничном пролете в кромешной темноте Турецкий уловил какой-то шорох. Вспомнил о звонке Грязнова и мигом покрылся испариной. Только этого не хватало... непроизвольно сунул руку в карман, но, разумеется, никакого оружия у него с собой не было. Хотя нет, в пиджаке есть авторучка. В случае чего можно воткнуть в глаз. Или в сонную артерию. В каком-то фильме видел, а так самому не приходилось. Самому отчего-то все чаще приходилось орудовать голыми руками... «Вот отчего так, – подумал Турецкий, – мир устроен несправедливо. Вот почему, когда мне необходимо оружие, у меня с собой ничего нет. Хотя в принципе оно у меня есть».
Шорох между тем становился громче. Судя по всему, невидимый противник приближался. Кто шел... нет, крался, именно подкрадывался. Он был невиден в темноте, но уже совсем близко
Турецкий вспомнил, как тот тип с ножом едва не разделался с ним прошлый раз, и похолодел.
«... у каждого субъекта существует предел психической выносливости, по превышении которого...»
Ну нет! Он ринулся вперед и столкнул невидимого противника по лестнице.
– Папа, ты сдурел?! – завизжал знакомый голос.
– Нинка, – выдохнул Турецкий. Заскрежетала чья-то дверь. На площадке появился
сосед с газетой в одной руке и бутербродом в другой.
– Александр Борисович? Вы в порядке?
– Да вот, – сдержанно пробормотал Турецкий. – С лестницы навернулся.
Сосед покачал головой и закрыл за собой дверь. Турецкий помог дочери подняться на ноги.
– А что это у тебя шуршит?
– Да хлеб же! Мама погнала за лавашем, сказала, что ты наверняка забудешь. Только не предупредила, что ты так оголодал, что на людей бросаешься! Да ну тебя вообще!
– Понимаешь... – начал было Турецкий, но Нинка махнула рукой и взлетела на свой этаж. Хорошо, что у молодых память короткая.
– Ма! – закричала Нинка. – Ну ма же! Мечи жратву на стол! Мы хлеба притащили!
– Барышня, что за манеры, – укоризненно пробормотал Турецкий.
Но дочь так на него посмотрела, что Александр Борисович решил сегодня ни в каких дискуссиях с прекрасным полом не участвовать, а отправился к компьютеру. Там его уже ждало письмо от Смагина.
«Гипотеза Уотсона – Крика – предложенная в 1953 году Уотсоном и Ф. Криком структурная модель ДНК (так называемая двойная спираль), которая объясняла, каким образом генетическая информация может быть записана в молекулах ДНК, и в то же время позволила высказать предположения о химических механизмах самовоспроизведения этих молекул. Эта гипотеза стимулировала экспериментальные и теоретические работы, приведшие к бурному развитию молекулярной биологии».
Бурное развитие молекулярной биологии, вот так, значит, господа присяжные заседатели. И осуществлял его, в числе прочих, Антон Феликсович Белов.
Итак. Что он прояснил и смог понять?
Турецкий взял лист бумаги и стал писать печатными буквами.
1. Паперфторан – это крове– и плазмозаменитель с газотранспортной функцией (это еще что?), «работающий» в организме в течение двух суток. Используется для уменьшения затрат донорской крови и эритроци-тарной массы. Используется также при инфекционных заболеваниях, СПИДе, в психиатрии (купирование белой горячки и острых психозов, надо, кстати, иметь в виду), в онкологии и токсикологии.
2. Биокомпьютер. Быстродействующее вычислительное устройство на базе ДНК. Конкурировать с обычными компьютерами из-за ряда ограничений не в состоянии.
Каков вывод, спросил себя Турецкий. На этом первом препарате Белов заработал кучу денег. Создал собственную лабораторию. Что дальше? На пункте номер два сломал себе шею. Точнее, застрелился. Или его застрелили. Это уж – что скажет повторная экспертиза после эксгумации, которую теперь надо будет провести.
Ночью он спал скверно. Снилась какая-то галиматья, он просыпался и уже не помнил, что видел во сне, но осадок оставался и накапливался, потому что так было несколько раз.
Наконец он проснулся окончательно и сразу же схватился за телефон – позвонил Смагину.
– Олег, это Турецкий. Извини, что рано.
– Здравствуйте, Александр Борисович! – обрадовался Смагин. – Все нормально, я уже на ногах. Даже более чем.
– Да? – усомнился Турецкий, глянув на часы: 6.55. – А как это – более чем?
– Только что с пробежки – пять километров.
– Молодец. Скажи, когда Колыванов вскрыл дверь из спальни, где был ключ?
– Какой ключ? – удивился Смагин.
– Тот самый, которым спальня запиралась. Он был с другой стороны?
– Не знаю... – растерялся Смагин. – Я ничего не знаю про ключ.
– И ты не находил его при обыске?
– Нет...
– В кабинете Белова было спальное место? Кровать, диван, кушетка? Он там спал?
– Там было два или три стула.
– И все?
– Да.
– Это точно, Смагин? Смагин заволновался.
– Дайте подумать, Александр Борисович... Вспомнил. Два стула и табуретка!
– Значит, спать негде?
– Точно так.
– Значит, спать ему там было негде... Ты мне давал телефоны, но сейчас их нет под рукой. У тебя еще есть телефон этого Колыванова?
– Я... сейчас найду, Александр Борисович! Хотите, чтобы я у него спросил?
– Не стоит. Просто найди мне его номер.
Александр Борисович наврал. Списка телефонов у него не было не то что под рукой – не было вообще: Турецкий его банально где-то посеял. Рассеянность – профессиональная болезнь следователей. Переизбыток информации плохо влияет на вестибулярный аппарат, что сказывается на руках, которые становятся «как крюки». Эту теорию Александр Борисович вывел сам и иногда ею даже гордился. Правда, кроме Турецкого, в нее никто не верил.
Смагин перезвонил через четверть часа и продиктовал два телефона – домашний и рабочий. Турецкий
