приведет. А пока она туда не сунулась – нам вроде как и бояться с этой стороны нечего...
– А Кент? – спросил Суконцев.
– А что Кент? Кента даже ФСБ залови – у него против нас ничего нету, одни голые слова. Один поклеп, и все. Ты как думаешь, Нюся? – вдруг обратился к ней Гуськов. – Что ты все молчишь-то?
– А что говорить? Может, давай возьмем эту Грантову невесту, да малость подергаем за волосок- пискун? Небось сразу, все, что надо, вывалит...
Мужики аж переглянулись – такая ненависть прорвалась вдруг в Нюсиных словах.
– Я против! – сразу сказал Суконцев. – Брать – это значит, что ее придется кончать. Мороки не оберешься. А потом в нашем положении еще и мокруху на себя вешать – это как-то уж совсем чересчур. Я против...
И вдруг Нюся вспомнила, что совсем недавно Лена рассказывала ей и Марии Кузьминичне что-то про дачу в Жуковке, про малиновое вино. Тогда она совсем не придала этому рассказу значения. Удивительно: ее поразил не сам факт их совместной поездки за город, а восхищенный Леночкин рассказ о том, как Игорь читал ей на заснеженной дачной дорожке ахматовские строки: «По твердому гребню сугроба в твой белый заснеженный дом такие притихшие оба в молчании нежном идем...» – ну что-то вроде этого. Ах ты ж! Как, блин, красиво! Когда-то он возил и ее на эту дачу, правда не зимой, а летом, и, может, как раз потому никаких стихов ей не читал. «Ладно, – подумала она сейчас, вспоминая все это, – не подохну от зависти. Пусть тебе стихи, а нам подай что посущественнее...»
– Не надо никого мочить, мужики! – чуть не закричала она. – Есть идея. Я только сейчас вспомнила, действительно существует дача. Только она как бы не Грантова, а его дядьки, старого ветерана. Я даже вспомнила, что дед этот киоскером на станции работает. Не сидится ему, видите ли, старому вояке, на пенсии, газеты продает. Вот я и думаю: это будет самое милое дело – девушку туда выманить, а там уж и потрясти ее как следует. Может, даже не мучить, а культурненько, с помощью лекарства поспрошать.... А вообще, можно пустить по ее следу и братков, чтобы, если случится что, мы сами остались бы чистые. То есть братки, к примеру, грабят дачу, а мы на зачистке – типа милицейский патруль. Дескать, случайно проезжали мимо, увидели нарушение законности и вмешались. Ну а что при этом погибли и хозяева, и налетчики – чья ж тут вина? Просто роковое стечение обстоятельств.
Она самодовольно посмотрела на генералов. Глаза ее горели от вдохновения.
– А что, – воодушевился Гуськов. – Что-то в этом есть, а Сеня?
– Может быть, – вздохнул тот. – Только как-то все через ж... В смысле – слишком уж хитроумно.
– Вот и хорошо! – быстро возразила Нюся. – Зато чище получится. А то вам все бы дубиной работать...
– Э, брось! – не согласился Гуськов. – Вон как Гранта заделали! Комар носа не подточит!
– Это что – ваша работа? – серьезно глядя на него, спросила Нюся.
– Почему сразу наша! – тут же дал задний ход генерал. – Я просто про то, что изящно кто-то все проделал. С этим, надеюсь, ты не будешь спорить?.. Ладно, может, оно и действительно ничего, это твое предложение, – в раздумье остановил он сам себя. – Тут только до мельчайших деталей надо все продумать. До мелочей. Вот, к примеру, как ты ее выманишь-то?
– А очень просто. Позвонит ей сам этот дядька и попросит приехать проведать старика. А звонить будет кто-нибудь из вас. Сказать, что он себя, мол, плохо чувствует, сердце, мол, прихватило, – она и помчится. Я думаю, если учесть, что она со стариком вообще всего-то один или два раза разговаривала, все пройдет в лучшем виде, подлога не заметит...
На том и порешили: Нюсин план утвердить, разработку его в деталях доверить тоже ей. Большая и нежданная честь.
«Какие ж они сволочи, все эти мужики», – привычно думала Нюся, не отдавая себе отчета, что первым номером за этими анонимными «мужиками» видится ей Грант, которому она все мстит и все никак не может отомстить...
После того их совещания Нюся исчезла почти на неделю, но Гуськов по этому поводу почти не волновался: сказала, что сразу сообщит, когда все будет готово, значит, сообщит. В любом случае прорежется – готово, не готово, неважно, поскольку ей самой-то деваться некуда. Однако она как раз объявилась – доложить, что все получится как надо и даже лучше...
Она не стала, как собиралась сначала, устраивать звонок от имени деда – еще неизвестно, что из этого получится, проколоться можно на какой-нибудь ничего не значащей чепухе за милую душу. Она позвонила сама, чтобы все уж вышло наверняка. Позвонила, конечно, не от своего имени, а якобы она соседка.... То есть даже и не совсем соседка, а экономка на соседней даче... Что такое экономка? А это то же самое, что раньше называлось домработницей. Она там все время живет, на даче, караулит ее, а главное – топит. Это ж, знаете, не в городе – надо все время следить за котлом. Упустишь отопление, так порвет трубы, что убытку будет ого-го сколько... Так она убалтывала Лену, завоевывая ее доверие, и вдруг, словно спохватившись, сказала о дяде:
– Так я вам знаете что звоню-то? Я очень об Иване Аверьяновиче беспокоюсь, вон видите, даже телефон ваш нашла, если б вы знали, с каким трудом! А Иван Аверьянович последние дни очень плохо себя чувствует – из дома почти не выходит. У него же, вы знаете, сердце совсем больное. Ну и неудивительно – фронтовик ведь, и вообще – такая тяжелая жизнь человеку досталась! Да и просто старый ведь уже, трудно ему одному. Я тут стала с ним разговаривать, я говорю, может, у вас кто близкие есть – я бы вам вызвала, если сами стесняетесь. Никого, говорит, у меня нету, один я... А потом вот вспомнил про вас... Нет-нет, вы не подумайте, он старик деликатный, чтобы навязываться – упаси боже! Это я сама инициативу проявила. Он такой скромный, у него язык не повернулся бы вам пожаловаться, что он тяжело болен, что ему трудно. А мне почему-то кажется, что вы обязательно ему поможете. У вас такой замечательный молодой голос...
Последнюю фразу она произнесла с заметным сомнением, но Лена, поддавшись на легкую лесть, тут же это сомнение и развеяла – пообещала больного попроведать не откладывая в долгий ящик.
– Так что пока все складывается как нельзя лучше, – весело подвела итог Нюся. – Машину дадите?
– Зачем тебе машина? Ты разве тоже едешь?
– Да в том-то и дело! – чрезвычайно довольная собой, Нюся хлопнула себя от избытка чувств по коленям. – В этом-то самое главное – я ведь с ней еду. Как водитель и как наперсница.
– Вот это молоток! – одобрил генерал. – А это-то как у тебя получилось?
– Будешь смеяться. Да просто Елена, клюшка, не помнит толком, где она, дача-то.
– А то ты помнишь, – с сомнением сказал Гуськов.
– Помню, – сказала Нюся, – я ведь там раньше, чем она, побывала. Так что обещала ей помочь... ну вот и еду. А дальше – дальше уже дело техники.
Снова посидели, покумекали над планом – теперь уже речь у них шла только о конкретных деталях. Так в действующих лицах операции появился Мастерила, предложенный Суконцевым. Поедет сзади, чтобы запомнить дорогу, а потом, если надо, сразу рванет на станцию, чтобы изолировать деда. Мало ли что может получиться, если деда не исключить совсем... Потом зато целый останется, а то ведь, не дай бог, придется глушить как ненужного свидетеля...
Экспедиция у них получилась та еще. Лена ехала, чтобы забрать из тайника дневник, Нюся ехала за ней, чтобы дневник, не дай бог, не ушел на сторону, а у Мастерилы были, что называется, самые широкие полномочия. От Никона у него было поручение вытрясти из несостоявшейся Кентовой марухи должок. Того же хотел и Суконцев, но задание дал более широкое: Мастерила должен был просто-напросто выгрести тайник целиком («Ссыкух мочишь обеих, понял? За это половина бабок чисто твои, не сомневайся. А бумаги все мне, бумаги тебе ни к чему», – завершил свой «инструктаж» Суконцев).
...Остановив машину в каком-то проулке, Мастерила вышел на привокзальную площадь. Настроение у него как всегда, когда он шел на дело, было превосходное. Он вспомнил наставления генерала с лицом лошадиной смерти и потянулся от распиравшей его уверенности, что все у него получится легко и просто и уже к вечеру он станет обладателем несметных сокровищ. А может, вообще ни с кем не делиться? – подумал он, ища киоск прессы.
Впрочем, газетный киоск на площади был один, так что долго искать деда не пришлось – сидел, задремывал в своем скворечнике, благо народу по начавшемуся зимнему-то времени у него между электричками почти не было. Так что задание нейтрализовать деда для Мастерилы оказалось таким легким,
