раньше.
Я покачала головой, но что–то в ее словах походило на правду.
Это правда?
На фоне боли факт, что он спас меня от убийцы, которого она натравила на меня, — не пришел мне в голову.
— Окажи ему сопротивление, Мерит. Посмотри, из чего ты сделана.
Я покачала головой. Мятеж. Бунт. Он — мой Мастер. Я не могу и не буду сражаться с ним. Однажды я уже бросила ему вызов, в мою первую неделю как вампира, и потерпела неудачу. Я проиграю.
— Он оставил тебя здесь, чтобы я нашла тебя. Они оба.
Мои ребра кричали от боли — видимо, сломаны. Возможно, внутреннее кровотечение. Легкое проткнуто?
— Столько усилий, — сказала она, — просто чтобы дышать. Представь, если бы это была настоящая схватка, Страж. Труд, практика, и что ты можешь продемонстрировать? — Она склонила голову, словно ожидая моего ответа, но затем предположила: — Он не готовил тебя ко мне, да?
— Иди в задницу! — умудрилась выдавить я, держась за бок.
Она выгнула аккуратно выщипанную черную бровь:
— Не направляй свой гнев на меня, Страж, за то, что я преподала тебе урок, в котором ты нуждалась. Вини Этана, своего Мастера. Того, кто должен был позаботиться о тебе и защитить.
Я проигнорировала ее слова и покачала головой, пытаясь заставить себя думать, но это становилось все труднее. Боль размывала границы, принуждая к слиянию то, что оставалось во мне человеческого, с тем хищником, что жил внутри. Я не знала, что случится, если я позволю вампирше высунуться, но у меня не хватало сил сдержать ее, да и она устала оттого, что ее сослали в какой–то глубокий, темный угол души. Я была вампиром уже почти три месяца, но умудрялась защищаться остатками человечности.
Хватит! — закричала вампирша.
— Не борись с этим, — сказала Селина, и в ее голосе послышался оттенок похотливого вуайеризма.
Боль была слишком сильна, ночь слишком длинна, сдерживающие барьеры ослабли. Я перестала бороться, сдалась.
Я позволила ей дышать и выпустила ее. Она рванулась в мою кровь. Сквозь меня потекла сила вампирши, и, хотя я продолжала смотреть на Селину, заставляя себя не шататься от нахлынувшей волны, я ощутила, что разделяюсь, как она двигает моим телом, вытягивает и проверяет мышцы. И провалилась в это.
Мерит исчезла.
Морган исчез.
Мэллори исчезла.
Весь страх, боль, возмущение друзьями, любовниками и учителями, которые подвели меня и которых мне полагалось не разочаровывать; обида из–за разрушенных отношений; дискомфорт оттого, что я больше не знала, кто я на самом деле и какую роль должна сыграть в этом мире. Все исчезло.
В этот миг, в этом месте — вакуум. Неоспоримая привлекательность небытия, отсутствия боли.
И затем ощущения, которых я ждала, не зная того, два месяца.
Мир ускорился и взорвался музыкой. Ночь запела — голоса, звуки машин, гравия, крики и смех. Животные на охоте, люди болтают, дерутся, занимаются сексом. Над головой пролетел ворон. Ночь сияла — лунный свет придавал всему более резкие очертания. Мир был шумным — звуки и запахи, которых мне явно не хватало последние месяцы, чувства хищника.
Я взглянула на Селину, и она улыбнулась. Торжествующе усмехнулась.
— Ты утратила человечность, — сказала она. — Ты никогда ее не вернешь и не сможешь защитить себя. Ты знаешь, кого винить.
Я хотела молчать, ничего не говорить, но услышала, как отвечаю ей, спрашиваю ее:
— Этана?
Один кивок, и, как будто ее задача была выполнена, Селина разгладила блузку, повернулась и ушла в тень. Исчезла.
Мир выдохнул.
Я оглянулась и увидела в нескольких ярдах светящийся провал ворот Кадогана. Он там.
Я сделала шаг, ребра по–прежнему вопили от боли.
Я хотела сделать больно кому–то еще. И пошла. Мы пошли — вампирша и я — назад в Дом Кадогана.
Стража в воротах впустила меня, но я слышала шепот, они переговаривались, сообщали обо мне вампирам внутри.
Лужайка у входа пустовала, дверь была приоткрыта. Я медленно поднялась по ступенькам, по одной зараз, прижимая руку к ребрам. Боль немного утихла, поскольку началось заживление, но была достаточно сильной, чтобы вызвать слезы на глазах.
Внутри Дома царила тишина. Пара вампиров застыла, глядя, как я решительно прохожу мимо, сузив глаза хищника от резкого электрического света.
Мерит?
Я услышала голос в голове.
Найди меня — приказала я и остановилась на полпути между лестницей, коридором и гостиными.
Вдалеке в коридоре открылась дверь его кабинета. Он вышел, окинул меня взглядом и двинулся вперед.
— Ты сделал это со мной.
Не знаю, услышал ли он меня, но выражение его лица не изменилось. Он приблизился, остановился. Его глаза расширились, и он пристально посмотрел на меня:
— Господи, Мерит, что случилось?
Мой меч свистнул, когда я выхватила его из ножен и, сжав обеими руками, почувствовала, что круг замыкается. Я закрыла глаза, купаясь в тепле предвкушения.
— Мерит! — На этот раз в его словах прозвучал приказ.
Я открыла глаза, чуть не отступив, инстинктивно желая склониться перед волей Мастера — моего создателя, но поборола это и, несмотря на дрожащие конечности, подавила желание подчиниться.
— Нет, — услышала я свои слова, тихий шепот.
Его глаза опять расширились, затем метнулись куда–то за мою спину. Он отрицательно покачал головой и снова взглянул на меня. Тихий, интимный, настойчивый голос:
— Приди в себя, Мерит. Ты же не хочешь драться со мной.
— Хочу, — услышала я голос, который едва ли мог быть моим. — Возьми сталь, — посоветовала она ему.
Мы посоветовали.
Он долго стоял — молча, спокойно, прежде чем кивнуть. Кто–то протянул ему клинок — катану, сверкнувшую на свету. Он взял ее, скопировал мою позу — катана в обеих руках, тело наклонено.
— Если единственный способ вернуть тебя из этого — пролить кровь, да будет так.
Он прыгнул.
Легко забыть, что он был солдатом. Идеально сидящий костюм от Армани, безупречные белые сорочки и всегда сияющие итальянские туфли — ежедневный наряд топ–менеджера корпорации, а не предводителя банды из трехсот двадцати вампиров.
Это была моя ошибка — забыть, кто он. И что он возглавлял Дом Кадогана не случайно и не только благодаря политике и возрасту, но еще и потому, что он умел сражаться, знал, как это делается.
Он был солдатом и научился воевать в разгар мировой войны. Она заставила меня забыть об этом.
Наблюдать за ним — потрясающе, или было бы потрясающе, если бы не я была объектом его рубящих и режущих ударов и взмахов, пинков и поворотов, совершаемых его телом почти без усилий. Выпады и блоки. Он был так быстр и точен.
Но боль начала утихать, и, так долго подавляемая, сдерживаемая моими человеческими ощущениями,
