опасливыми страхами, она — вампирша — бросилась в драку.
И она была быстрее.
Я была быстрее.
Мое тело ринулось к нему, и я закружилась, используя катану, чтобы резать, заставлять его двигаться, вертеться, наносить мечом удары, которые выглядели неуклюжими по сравнению с моими.
Не знаю, как долго мы сражались, охотились друг на друга в кольце вампиров, на первом этаже Дома Кадогана. Мои волосы намокли от пота и прилипли к голове; слезы текли по лицу; руки и колени покрылись кровью; сломанные ребра ныли. Рукава моей блузки порваны в клочья из–за едва не пропущенных ударов. Сначала он позволил поиграть в игру, подошел достаточно близко, чтобы дать возможность установить контакт, перед тем как он ускользнет. Но теперь он крутился, чтобы спасти свою шкуру. Выражение его лица — непроницаемого, сосредоточенного — довольно хорошо говорило об этом. Это тренировочная схватка, а настоящий вызов, битва, в которую я пыталась вовлечь его пару месяцев назад. Битва, над которой он посмеялся. Он задолжал мне настоящее сражение, знак признания того, что меня не спросили, хочу ли я стать вампиром. Но я все равно подчинилась его власти, потому что он попросил меня об этом. Это как вознаграждение. Он — мой Мастер, но я принесла клятвы и он задолжал мне битву. Честную битву, потому что я готова драться за него. Убивать за него. Принять удар, предназначающийся ему, если необходимо.
— Мерит!
Я пожала плечами в ответ на зов и продолжала драться: уворачивалась, крутилась и улыбалась, нанося удары клинком, парируя и нападая, уклоняясь, чтобы не оказаться на линии его честной стали.
— Мерит!
Я блокировала его удар и, пока он восстанавливал баланс и ориентацию, оглянулась, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Мэллори, моя подруга и сестра, вытягивает руку с пульсирующей сферой голубого пламени на ладони. Она подбросила ее, и сфера полетела ко мне, и меня окутал огонь.
Свет вырубился.
ГЛАВА 24
И… и… и… и… изменения
Бледно–золотой сияющий свет. Запах лимона и уюта.
Затем боль, холод и тошнота. Волны тошноты.
Боль, скрутившая мой живот, и жар, пылающий на щеках. Кожа настолько горячая, что слезы, текущие по лицу, оставляют холодные соленые следы.
Происходило то, что в первый раз я практически не запомнила.
Превращение. Я переживала его завершение.
Я всхлипнула от боли, терзающей меня, стискивающей мышцы, вгрызающейся в кости.
И в какой–то момент в разгар процесса я открыла серебрянные глаза в поисках пищи, ради которой сейчас готова была убить. В этот миг, как будто он следил, выжидал, передо мной появилось запястье.
Мое тело содрогнулось от холода, и я услышала рычание, перед тем как попыталась отстраниться. Послышался шепот. Мое имя. Заклинание.
Мерит. Тихо.
Передо мной снова появилось запястье.
Запястье Этана. Я заглянула в его серебряные глаза. Он смотрел на меня — на лоб падала прядь светлых волос, в глазах — голод.
Тебе предложено. По доброй воле.
Я опустила взгляд, уставившись на алые капли, медленно, так медленно стекавшие двумя дорожками по его предплечью, по коже.
— Мерит!
Я схватила его предплечье левой рукой, ладонь правой. Его пальцы сомкнулись вокруг моего большого пальца. Сжали. Ресницы опустились.
Я приподняла его запястье, прижалась губами к коже и почувствовала, как он вздрагивает от удовольствия. Услышала низкий стон.
Я закрыла глаза.
Мерит.
Я пила.
Круг замкнулся.
Когда я пришла в чувство, обнаружила себя лежащей, свернувшись комочком, на боку в прохладной мягкой темноте. Я узнала запах дома Мэллори, моей старой спальни. Меня вышвырнули из Кадогана, готова поспорить.
Я моргнула, осторожно пощупала грудь — боль в ребpax превратилась в ноющий дискомфорт. Но темнота и миллионы звуков и запахов, наполняющих ее, — неожиданно стала удушающей, замкнутой. Я запаниковала. Подавила всхлип и в окружающей непроницаемой темноте услышала, как кричу, умоляя о свете.
Золотистое сияние залило комнату. Я моргнула, приспосабливаясь к свету, и увидела Этана в мягком кресле рядом с кроватью, в идеально выглаженном костюме. Ой сидел, закинув ногу на ногу, и отводил руку от лампы стоявшей на столике рядом с креслом.
— Лучше?
Моя голова кружилась. Я прикрыла рот рукой. Приглушенным голосом предупредила его:
— Кажется, меня сейчас стошнит.
Он вскочил в мгновение ока, сунул мне в руки серебряное ведерко из угла комнаты. Мышцы свело, живот напрягся, но ничего не вышло. После нескольких позывом желудок наконец освободился, я выпрямилась, опираясь локтём на край серебряного ведерка, стоявшего у меня между скрещенными ногами.
Я опасливо взглянула на Этана. Он молча стоял в изножье кровати, скрестив руки и расставив ноги, с абсолютно непроницаемым лицом.
Отбросив влажную челку с лица, я осмелилась спросить:
— Как долго я была без чувств?
— Скоро рассвет.
Я кивнула. Этан сунул руку во внутренний карман пиджака, извлек платок и протянул мне. Не глядя на него я вытерла глаза, брови и скомкала его в шарик. Когда комната перестала вращаться вокруг меня, я поставила ведерко на пол, подтянула колени, обвила их руками и уронила голову.
С закрытыми глазами я слышала звук убираемого ведерка, скрип кресла и оживленные звуки окружающего города. Полагаю, это наконец включился слух хищника. Я сконцентрировалась на том, чтобы отключиться от фонового шума, попыталась снизить его настолько, чтобы нормально функционировать.
Через несколько минут, когда крики смягчились до припущенного гула, я снова открыла глаза.
— Когда ты упала, мы принесли тебя сюда, на всякий случай.
Конечно, подумала я. Что еще они могли сделать? Мне повезло, что он сразу не доложил Совету и не попросил взять осину и избавиться от меня — опасности для него, Дома и города.
— Что случилось?
Нa глазах выступили слезы при воспоминании о боли, и я протестующе покачала головой.
— Селина. Она была за стенами Дома. Хотела испытать меня. — Я покачала головой. — Один удар, Этан. Один удар, и я упала. Я запаниковала, не смогла с ней сражаться. — Слёзы текли по щекам, горевшим от стыда. Предостережения, которые он давал мне в офисе, не сработали. Я оказалась неудачницей. — Я испугалась.
— Она причинила тебе боль. — Его голос был мягким. — Снова.
— И опять намеренно. Думаю, она хотела, чтобы я её выпустила.
