влез. Пока из них выбрался, сколько времени прошло. Попробуй, начни все заново, когда даже родня стала считать человека законченным неудачником. Его никто не хотел слушать, никто не помогал встать заново на ноги. Жена устала от свалившихся несчастий и просила Хасана переждать лихое время. Но тот не умел отдыхать, бездельничать и затевал что-то новое. Но время тоже не стояло и точило силы человека. Вот когда у него что-то стало получаться, начало сдавать здоровье. Да и как разорвешься между мастерскими в городе и отарой овец в горах. Ни с тем, ни с другим не хотелось расставаться. Он понимал, что Мишка занят своей работой, никогда не оставит в городе мать одну. А на Аслана человек не надеялся с самого начала. Знал, душою чувствовал, что пастух из него не получится, что в горах старший сын надолго не задержится. Но не думал, что тот взвоет так быстро.
Хасан устал бороться за жизнь каждый день. Он делал все, чтобы удержаться на плаву, но судьба жестоко наказывала, выбивала почву из-под ног.
Человек сидит, опустив плечи, руки устало подрагивают. Как хочется хоть немного отдохнуть. Нет, ни на море, как иные счастливчики, хотя бы в саду возле дома. Но где там отдохнешь? Надо скорее накормить больного брата, перестелить ему постель, что-то поесть на ходу и снова бегом в мастерскую. Так все время. Ни пожалеть, ни посочувствовать некому. А для кого старается? Конечно для сынов! Самому уже давно ничего не надо. Уткнуться бы лицом в землю и больше не вставать никогда. Этого куска земли хватило б.
Человек сидит понуро. Ну почему приходится уговаривать своих сыновей помогать друг другу заработать свой кусок хлеба?
Дрожат руки от усталости и бед. А ведь и не упрекнешь Мишку. Он свою дорогу в жизни пробил сам, без его отцовской помощи. Хасан делал ставку на Аслана. Хотел из того слепить наследника, хозяина. Но и тут облом случился. Непонятно в кого удался старший сын; Но только ни в отца.
— Так ты поедешь к нему на выходные или мне смотаться к Аслану? — смотрит на Мишку, тот головой кивнул согласно:
— Мы уже договорились, — ответил скупо.
— Ты хоть в парикмахерскую зайди, постригись! Глянь, зарос как баран. На мужика уже не похож, волосы что у бабы, по плечам мотаются, — заметила Катя.
— Некогда. Нет времени. Да и в зеркало на себя не смотрю, ни до того.
— Эх, Хасан, все суетишься, мечешься, а надо тебе столько. Придет твой час, с пустыми руками уйдешь, как все. Зачем себя мучаешь и изводишь, успокойся. У тебя всего один живот, его шутя накормишь. Зачем надрываешься? — заметила Катя.
— Хочется, чтоб им что-то осталось, и жили б они светлее, легче чем я.
— Они тоже себя обеспечат, сами…
Хасан посмотрел на женщину задумчиво:
— Может ты права, — согласился тихо.
Он не задержался. Немного переведя дух, умчался в мастерскую и вскоре забылся среди машин.
А Мишка на следующий день, едва рассвело, поехал в горы, в далекое село, где еще в детстве пас отару овец, рос и мужал. Там он чувствовал себя мужчиной, ведь его никто не навещал, не помогал. Ему некому было пожаловаться, никто не стал бы слушать, как тяжело приходилось мальчишке. Через эти испытания прошли многие.
Мишка приехал в деревню, когда солнце уверенно осветило горы, а в домах все жители проснулись, каждый занялся своим делом, здесь даже дети не бездельничали. Одни бежали помочь взрослым пасти овец, другие уже спускались с гор с вязанками хвороста, иные несли воду, нянчили младших детей. Старухи здесь никогда не сидели на лавках. Они вставали раньше всех и ложились позднее других. У них никогда не кончались работа, дела, заботы. О болезнях и усталости даже вспомнить было некогда. Все умели и познали за свою жизнь. Часто умывались слезами и потом, редко радовались. Немного людей жило в селе. Потому друг друга знали наперечет. Увидев Мишку, приехавшего из города, никто не удивился. Его хорошо помнили и уважали. Порадовались, когда тот приехал на своей машине. Горцы не умеют завидовать. Они знают, если человек умеет работать, сумеет купить машину без проблем. Лентяи в горах не приживались.
— К Аслану приехал? — поздоровался с Мишкой седой старик и указал на горбатый склон в стороне от села. Там горы словно подпирали небо.
— Вон где Аслан сегодня! Мой внук его видел!
В этом селе у Мишки с Асланом жила родня. Потому в любое время тут можно было поесть и передохнуть. Здесь никто не трогал машину, оставь ее хоть у любого дома. Тут кормили человека досыта, давали отдохнуть с дороги и никогда не лезли в душу с назойливыми вопросами.
Мишка раздал конфеты детям, табак старикам. Коротко переговорил с ними, узнал все новости. И переодевшись в доме у тетки, пошел в горы, к Аслану, надев на плечи тяжелый, пузатый рюкзак. В нем все нужное, необходимое для пастуха.
Мишка поднимался легко. В последний раз он был здесь в прошлом году. Помогал отцу стричь овец. Весь отпуск здесь провел. Домой приехал, мать долго смеялась, слушая сына. Особо когда тот рассказал, как они спали с отцом в кошаре, среди овец:
— Блохи ночью заели! А тут спросонок повернулся на бок и нос в нос с овцой. Та с перепугу крик подняла. Я и вовсе забыл, что в селе нахожусь, как подскочил. Думал, девки прикололись, квартирантки наши. Ну и послал… Ей не понравилось, заметалась, других подняла. Тут и барана задела, он тоже спросонок рогами ее погладил по боку, а потом и меня достал. Я из кошары вперед задницей вылетел. С того дня не спал с овцами. В доме хоть и душно, зато безопасно. Никто рог в задницу не вставит, не будет овец ревновать.
Мишка поднимается по крутому склону.
— Где же Аслан с отарой? — оглядывает горы, распадки, но нет, везде пусто. Лишь далеко на склоне слышится лай собаки. Чья она?
Уже к вечеру, позвонив Аслану по сотовому телефону, разыскал его. Тот издалека увидел Мишку, встал от костра, пошел навстречу.
— Уже не ждал. Думал, пахан про меня мозги посеял и не возникнет.
— Я с утра тебя ищу. Сосед Джамал совсем в другую сторону указал. Я туда, к Горбатой горе, а там никого.
— Вчера и впрямь появился в тех местах. Но корма мало. Овцы не задержались. Собаки их увели оттуда. Теперь здесь. Не знаю, надолго ли? Ты на сколько возник?
— Завтра вернусь. На работу нужно успеть.
— А как же я?
— Что ты? В город вздумал вернуться? А здесь кого оставим? — подошли к костру
— Знаешь, мне до фени эти козлы! Я сам скоро шерстью обрасту и дикарем стану. Глянь, кругом один! Даже побазарить не с кем! По фене ботать разучусь! С утра до ночи на ногах. Вся спина и жопа в мыле. Ночью только приляжешь, волки возникают. Окружат отару и стремачат, пока усну. Да где там сон? Развожу костры, чтоб не подходили к овцам и ружье с плеча не снимаю, как с бабой сплю неразлучно. Чуть что, палю в зверюг без жали. Показываю падлам, кто с нас здесь пахан! Троих замочил наповал. Вон глянь, шкуры их сушу. В селе бабки обещали сапоги из волчьего меха сообразить, да шапку. Думал на куртку отстрелять, только вымотался, сил больше нет. Столько дней не спал, ноги не держат.
— Аслан, у тебя собаки. Глянь, целая свора! Почему их не включил, пусть работают!
— Они стрелять не обучены. А волчьи клыки с собачьими не сравнить. У зверюг они покруче.
— Твои псы втрое крупней волка! Любого вожака шутя порвут. Заставь их пахать, не корми на халяву Пусть они себя и тебя харчат. Не балуй!
— Как заставлю вкалывать, если волков стаи, а собак горсть?
Мишка оглядел отару, псов и вдруг крикнул резко, гортанно, зло. И, диво, псы как по команде заняли свои места вкруг отары, внимательно осматривали каждую пядь, всякий куст.
— Классно! Как это у тебя получилось? — восторгался Аслан.
— Все пастушьи псы знают эту команду со щенячьего возраста. Феню твою блатную они не поймут, сколько ты на ней не звени. У каждого в горах свой язык. Я тебя научу, какие команды давать в каком случае. И будешь спокойно пасти овец и высыпаться, не вымотаешься и не устанешь к ночи. Тебе ни к чему мотаться за всякой овцой, для того имеются псы, — успокаивал Мишка Аслана.
