— Скажи честно, зачем тебе теперь Косой? Ведь девку ты уже не вернешь. А встреча с Яшкой может принести большие неприятности. Подумай, стоит ли его искать, — предупредила Катя. Валентина ничего не ответила и, тихо попрощавшись, ушла, низко опустив голову.
— Чокнутая баба, сама нарывается на горе, найдет приключения на собственную жопу. Хочет с Яшки навар свой сорвать. Как бы не так! Не родился еще человек, какой сумел бы поиметь с Косого, он сам любого облапошит и вытряхнет дочиста, потому и крутой! В нем от человека нет ни хрена! — подумала Катя и вспомнила, что впервые услышала о Косом от своих квартиранток. Прижала девок нужда, взяла за самое горло. Не на что стало жить, нечем платить за постой. А бросать колледж не хотелось, с ним каждая связывала день завтрашний.
— Ну, что я могла придумать еще, если последние колготки, как назло разлетелись вдрызг. От них одна дыра осталась и… резинка на поясе. В таких не только в аудиторию, на улицу не показаться. А зима! Не стану же голыми коленками светить всему городу. А тут и за жилье пришло время платить. Но чем? В карманах даже мелочи не осталось. К своим обращаться бесполезно. Им самим невпродых, нужда хуже блох заела. Вот так стою в коридоре сопли развесив до колен, мимо старшекурсницы шли, приостановились. Спросили чего реву и посоветовали панель, сказав прямо, что сами ею не пренебрегли в свое время. Я и спросила, как на нее возникнуть? Туда тоже сама по себе не попадешь, конкурентки уроют. В городе полно баб, мечтающих заработать. У всякой свой участок и клиенты. От них ни шагу в сторону. Загремишь на разборку, — рассказывала Юлька.
— А разве стипендию не получали? — спросила Катя.
— Ну, уморила! А на что ее хватит? Наша стипендия впятеро меньше твоей пенсии! Вот вы на нее можете прожить? Нет? А как мы должны тянуть на стипендию, если на нее и неделю не продышать. И это если только на жратву тратиться. Уж о покупках молчу. Хотя нам тоже нужно одеться и обуться. В рваных сапогах на занятия долго не проходишь. А и в старой куртке появляться стыдно. Вот и подсказали Яшку, он всех путанок «крышевал». Определял, куда какую ставить. Ну и навар свой сразу назначал. Следил, чтоб его не облапошили. Вот так и вышла из штопора. Через неделю обулась, оделась и с тобой за квартиру рассчиталась, — глянула Юлька на Катю, ничуть не смутившись.
— Вот козел! Даже с вас свое имел! — возмутилась баба.
— А как иначе? Теперь даром никто не поможет. Я попробовала сама выйти на панель, без Косого, меня так измесили малолетки за пиратство, что в неотложку загремела. Вломили, ощипали до самой мандолины. А хмыри, что мимо шуршали, еще и скалились, мол, сучонки кобеля не поделили. Вступиться никто не подумал. Я еле продышала тот первый дебют, а когда следы выволочки зажили, нашла Косого, и он узаконил меня. Тогда и сикухи отвалили, перестали прикипать и наезжать. Ну и я лопухами не хлопала. Развернулась во всю. Клеила клиентов классно и задышала клево, — вспомнила Анжелка.
— Да кто с жиру на панель возникнет? — встряла тогда Маринка и продолжила:
— Кому охота с отморозками трахаться?
— Девки! Выходит, вы все через Яшку прошли? — спросила Катя.
— Да! Но этот хоть натурой не мог взять, только «бабки» снимал. А вот когда сгребали менты, те не щадили. Все забирали и потом в дежурке всю ночь тянули в очередь. Да так, что на карачках под утро выползали от них.
— А чего Косой не защитил? — удивилась Катя.
— С ментами не договоришься. Они как набухаются на дежурстве, не только о договоренности, свое имя забывают, — усмехнулась девка.
— Оно и крутые поначалу нас тянули. Мы Яшке пожаловались. Мало того, что на халяву забавлялись, а как вламывали нам!
— За что? — не поняла Катя.
— Ну, чтоб не упирались и не отказывали, ублажали б, как они хотели. А это не всегда нам по кайфу было. Базарили, грызлись с ними, а Косой вякнул, чтоб не прикипались к нам. Запретил трогать, потому как и без того крутые свой навар имели с нас. Но есть в его банде полудурки, кто мозги проквасил, и как перебухают — о запрете забывали. Им все по барабану. Особо когда под наркотой. Уж чего только не натерпелись от уродов! — вздохнула Дашка понурившись.
Катя тогда пожалела девок. Раньше не знала, как трудно дается им их призрачное благополучие, почему они стараются встречаться с хахалями в ее квартире. Она вспомнила, как часто возвращались квартирантки домой избитыми. А потом неделями лежали в постели, проклиная горькую судьбу, одарившую красой, но обделившую счастьем.
— Слава Богу, что меня их участь минула, — радовалась баба и тут же осекала себя:
— А разве я счастливее? Уж лучше иметь десяток хахалей, чем такого как Хасан в мужьях. Так хоть не мята и не клята жила бы! А то была ему вернее собаки и получила за эту дурь. Нет! Нельзя ставить мужиков выше себя, ни один того не стоит. Все до единого прохвосты и сволочи, шелупень вонючая! — морщится баба и невольно загляделась на Мишку, вернувшегося с работы:
Ну, это мой сын! Он весь в меня! Путевый человек, серьезный, порядочный. Сама его таким вырастила. Не избалован, не потаскан. Всему и всем знает цену. Этого не собьет с пути ни одна шалашовка. У него свой стержень и убеждения, — смотрит на сына с радостью, тот улыбается. Но тут внезапно зазвонил телефон.
— Привет, отец! Приехать хочешь? Ну, давай, рули! В чем вопрос? Да нет, никуда не намыливаюсь. А где ж мамке быть, конечно, дома! А что у тебя случилось? Срочный разговор? Ну, приезжай! — положил трубку.
Через полчаса Хасан затормозил под окном и заспешил в дом:
— Послушай, Миш, звонил Аслан утром. Просил приехать. Чую зашивается он там. То ли не получается у него ни хрена, а может по городу заскучал. Мне не сорваться. В мастерской полно машин. Все на ремонте больше недели. Слесари уже ночами вкалывают, но все равно не успевают.
— А я чем помогу? — удивился Мишка.
— Да не с ремонтом. Тут мы сами! Может, съездишь к Аслану на выходные?
— Зачем?
— Видно придется забрать домой!
— Чего так сразу?
— Видно сломался этот джигит! — махнул рукой досадливо.
— Не состоялся из него мужик?
— Ума не приложу, куда его воткну теперь, да еще в городе! Он же в рэкет слиняет и снова на зону влетит, — вырвалось у Хасана на стоне:
— Опять неприятности начнутся.
— Погоди! Ты побудь в городе, я сам к нему смотаюсь. Он ничего не просил?
— Говорил, что курева нет. А племяши не могут овец оставить. Скоро окот. Понятно, не до прогулок в деревню. И наш как на цепи. В горах нынче полно волков. Ночами не то не прилечь, присесть некогда. За отарой глаз да глаз нужен. Как Аслан сказал, у него ни одного помощника нет, одни собаки. Без сна и отдыха уже какой день! Совсем вымотался! — передал Хасан разговор с сыном.
— В свое время и мне также досталось. Только тогда я был совсем зеленым пацаном, но не жаловался, — вспомнил Миша.
— Сынок, он только пришел в пастухи! — напомнила мать.
— Я тоже не в горах родился! — напомнил парень. И добавил:
— У меня сил не было удержаться на ногах при выстреле из карабина, однако, ни одной овцы не потерял. Отару сберег в целости. Аслан мужик! Не стыдно ему? Или только жрать умеет отморозок, колода мороженая! — злился Мишка.
— Не заводись! Поговори там с ним! Может, убедишь остаться в горах. Я не могу отлучиться из города. У меня мужики уже спят в мастерской, помочь им нужно. Поеду в горы, совсем завал будет. Выручай! — попросил жалобно, устало.
Мишке стало жаль стареющего отца. Он всю жизнь дрожал над каждой копейкой, собирал их, а они ускользали как вода меж пальцев. Далеко не все и не всегда получалось у Хасана. Задумал купить машину, а тут похороны, сразу трое умерли, один за другим. Не только на машину, на велосипед не осталось.
Хотел дом кирпичом обложить, а тут реформа! От горя хоть зубами в стенку вцепись. В долги по уши
