– Жаль, Ванька уже ушел домой – вот бы посмотрел! А мы с тобой посмотрим! Правда, Петя!
– Ну да, правда!
Баба елозит подбородком по широкой спине мужика:
– Ты тут так неудобно встал, что за тобой никому ничего не видать.
Мужик полуоборачивается к бабе, смотрит на нее сверху вниз, как на гадину:
– А ты куда, в цирк пришла, опухлые твои глаза?!
Баба брезгливо воротит от мужика нос:
– Фу-у!.. Уже где-то нажрался, идол!
Мужик с сознанием своей превосходящей силы, задиристо:
– А ты мне подносила?
– Тихо там! Мешаете писать…
Дворник – с медной бляхой на драной, в клочьях, папахе – хватает за плечо вновь прибежавшего любопытного, отдирает назад:
– Куда прешь? Не видишь: оцепление!
Тот:
– Я партейный. Мне можно.
Дворник отпускает его:
– Ну, лезь, шут с тобой. Мне не жалко.
Тот, рыская глазами по земле, озабоченно к публике:
– А где же она лежит?
Публика:
– Кто?
Он:
– А зарезанная?
Публика:
– А вон она стоит, с лицинером рассказывает.
Тот разочарованно морщит и задирает нос:
– У-у… Она живая…
Недовольный, кислый, поворачивает обратно, пробирается вон из толпы.
Второй вновь прибежавший:
– Товарищ дворник, что тут случилось?
Дворник нехотя в бурую бороду:
– Так. Пустое. Обнакновенное скопление публики.
– Ну, а все-таки?
Остальные новые любопытные тоже к дворнику, дрожа перед ним и повизгивая, как щенята:
– Расскажите, расскажите…
Дворник, сплюнув в свободное между публикой местечко:
– Ну, одним словом сказать, он к ней подсватался, вон тот, здоровый, думал, она из таких, из потерянных, которая этим займается, а она хвать – честная! Ну, и получилось вроде смятение; она на него наговаривает, он на нее. Не разбери-бери! Дайте кто-нибудь покурить…
Мрачный мужик из-за спины дворника громким, хрипучим голосом:
– Если ты честная, сиди, сволочь, дома, а не лазь, где не следовает!
Находящийся тут же молодой мастеровой поводит одним плечом:
– А может она не первый день с им гуляет?
Мужик:
– Знамо, не первый!
Мастеровой:
– Свои счеты!
Мужик:
– Своя бражка!
Милиционер тем временем опрашивает красавицу:
– Гражданка, ваше социальное положение? Красавица, как на суде, не своим голосом:
– Никогда нигде не участвовала. Милиционер:
– Я не про это.
Первый подхалима высовывает нос из толпы:
– Вас спрашивают, какой вы владеете недвижимой имуществой.
Второй подхалима:
– Воопче: пианино там, небель. Драгоценности может закопаны где: золотые кольцы, бруслеты, сережки, чисы…
Милиционер на них карандашом:
– Граждане! Вас не спрашивают! Не мешайте работать!
Красавице:
– Гражданка, как про вас написать? Вы где-нибудь служите?
– Муж служит.
– Ага. Стало быть, замужние?
– Да. Замужем.
– Вот это и надо было сразу сказать…
Голос прежнего нахального в задних рядах толпы:
– Га-га-га! 'Замужем'!
Милиционер продолжает:
– Документик имеется?
– Есть. Всегда ношу при себе. Достает из сумочки, подает:
– Вы фамилию мужа моего должны хорошо знать.
Милиционер читает раз, читает два, читает три раза – глазам своим не верит. Глаз не может оторвать от фамилии, проставленной в документе. Тычет пальцем в бумагу, то хмурится, то улыбается, то опять хмурится:
– Так… стало быть… это… это. это ваш муж???!!! Красавица отводит в сторону польщенные глаза:
– Да, муж.
Милиционер с таким выражением кивает головой Шибалину, точно говорит: 'Эх, вы!.. И надо было вам!..'
Первый голос из настороженно-присмиревшей толпы:
– Фамилию ее скажи! Второй:
– Огласи, как ее фамилия! Чтоб, значит, огласка была!
Милиционер:
– Граждане, это не ваше дело, какое ихнее фамилие, это дело милиции!
Весь задний ряд толпы, прячась за стоящих впереди:
– Фа-ми-лию!!!
Милиционер:
– Никакой фамилии я вам не скажу, сколько не кричите! Не обязан! Тем более что фамилие у них такое… такое…
Из толпы:
– Что не выговоришь?
Прежний нахальный:
– Га-га-га! 'Не выговоришь'!
Один мужчина из публики загораживает собой Шибалина:
– Бежите, гражданин, пока милиционер пишет, не смотрит.
Второй:
– Да, да, бежите скорее, мы вас прикроем. Шибалин:
