– А ты?
– Жаждут тебя.
На берегу под деревьями уже возникли три шатра, вокруг суетился народ, а по дороге двигался целый обоз из смирных лошадок – тянули ветхие телеги с убогим скарбом. Следом шли худые, в лохмотьях, почти безоружные люди.
Навстречу Томасу шагнул приземистый лохматый мужчина в рваной рубашке и старых брюках. На веревочном поясе висел короткий меч с деревянной рукоятью. За ним держались два мужика еще беднее и проще и та девчонка, из-за которой дрался, – уже умытая, причесанная, в темных волосах пламенел цветок. Она во все глаза смотрела на Томаса, что-то быстро-быстро шептала мужчинам.
Лохматый поклонился Томасу:
– Я вождь племени, меня зовут Самота. Это моя внучатая племянница, хитрая и ленивая, но мы любим свой народ, не хотим ничьей гибели… Спасибо, могучий воин! Почти нас присутствием, погости.
Томас развел руки, оглянулся на Олега за поддержкой.
– Спасибо. Мы бы рады, но надо ехать.
– Едешь к морю? – спросил вождь.
– Да.
– А потом? В Константинополь?
Томас удивился, встревожился:
– Откуда знаешь?
– Все едут в Константинополь, – ответил вождь спокойно. – Дороги мира идут через этот стольный град. Ты – франк. Сюда шел через Константинополь, обратно не минуешь.
– Верно, – признался Томас. – Но я не могу терять времени.
Самота обернулся к помощникам, быстро переговорил, снова обратился к рыцарю:
– Уедешь сегодня – до полудня будешь сидеть на берегу. По этой дороге нет портов, а корабль Гелонга – это мой родственник! – уходит лишь после праздника.
– Какого? – спросил Томас.
– Великой Рыбы, что спасла нашу страну, – ответил Самота торжественно.
Томас открыл было рот, чтобы сказать, что думает о языческих обрядах, но, перехватив насмешливый взгляд калики, прикусил язык. Пусть живут по своим обрядам. Этот народ окрестят те, у кого больше свободного времени и меньше забот.
– Спасибо, – ответил он хмуро. – Но завтра с восходом солнца мы выступим в путь. Как зовут, говоришь, твоего родственника?
– Гелонг. Мы напишем, что ты наш друг, он сделает все, чтобы твое путешествие было приятным.
Томас оглядел их лохмотья, изможденные лица и босые ноги, спросил недоверчиво:
– Знаете грамоту?
Вождь засмеялся, показав желтые выщербленные зубы.
– Все до единого! Только два народа на свете вынуждены знать грамоту, ибо так велят боги: мы, великие урюпинцы, и эти, как их… некие иудеи.
Телеги поставили кольцом, протянули цепи. Как объяснили Томасу, так защищаются от внезапного нападения разбойников – после разрушительной войны ими кишат дороги и караванные пути. В середине стены из телег разожгли костры, поставили два десятка шатров – бедных, сшитых из обрезков шкур и старых одеял, грязных полотнищ. На кострах в котелках варили жидкую мучную похлебку, на углях пекли съедобные коренья. Томас выложил мясо и лакомства, что дали в дорогу мерефянцы, засмеялся, видя, как распахнулись от восторга глаза детей и взрослых.
Спасенная девушка, ее звали Игуанда, не отходила от Томаса, смотрела влюбленными глазами. Олег ухмыльнулся. Внучатая племянница, как он высчитал по пальцам, довольно высокая степень родства, если считать по матери, ибо урюпинцы и иудеи ведут счет родства по материнской линии. Народ здесь бедный, зато их не ограбишь. Выглядят счастливыми, а что человеку еще надо?
Томас сердился: опять все шишки на него, а калика снова в сторонке: сидит у костра, пьет с урюпинцами кислое вино, слушает истории. Как с гуся вода! А урюпинцы простодушно спрашивают, не думает ли могучий воин примкнуть к ним: Игуанда пойдет за него, если хорошо попросит, а со временем мог бы и вождем стать, если все обычаи запомнит!
Раздраженный Томас, чтобы не слушать такие разговоры, прошелся по стану, взглядом военного умельца оглядел, как поставили телеги, как сложили оружие. Прямо посреди стана из песка торчали остатки древних строений, почти засыпанные. Томас пощупал, с удивлением сообщил калике:
– Видать, тут было их святилище. Или даже столица. А что? Могли же эти оборванцы быть древним и мудрым народом – как халдеи, а потом одичать! Но что за сила разрушила такие стены? Из гранитных глыб – не обожженная глина.
– Какая разница, – буркнул Олег.
– Большая, – возразил Томас. – Из-за такой же промашки когда-то такое началось… Сарацины говорят, что Иблис был ангелом, но отказался поклониться Адаму: «Ты создал меня из огня, а его – из глины!» Ну, Господь турнул его вверх тормашками с небес. А что вышло? Иблис с тех пор ненавидит человека и постоянно вредит. Да ты сам помнишь, что проклятый вытворял с нами!
Олег удивился:
