не спеша открывать бутылку. — Причем совершенно зря.
— Почему это?
— Потому что «новоорлеанская дева» — это не коктейль. Это… — Он поманил меня пальцем и сказал на ухо три слова. Убейте меня, четвертуйте заживо, но я никогда не произнесу эти слова вслух в такой последовательности. У меня была лишь слабая надежда, что я не сравнялась цветом с барной стойкой красного дерева.
— Прости, ты сама спросила. Что касается его, то может, я дам ему шанс.
— И чего еще я о тебе не знаю? — сказала я, когда вернулся дар речи. — Хотя прости, я ничего о тебе не знаю.
— Пойдем в номер, поболтаем, — предложил он, прихватив виски и сигареты. — Здесь ловить нечего, а когда что-то начнет происходить, мы будем там.
— И как мы поймем?
— Может я не телепат, но все-таки сенситив. А это, поверь, будет очень… эмоционально. А пока используем взаимный шанс… да нет, не на это! — рассмеялся он снова, когда я вытаращила на него глаза и демонстративно отодвинулась. -
Узнать друг друга лучше.
— Я уже теперь не знаю, хочу ли.
— Как уже было сказано, сенситив здесь я. Мне лучше знать, чего ты хочешь, а чего нет.
Мы поднялись на наш третий, и я почему-то не удивилась, когда Демон свернул к своей двери.
— С тебя визит вежливости, — сказал он, пропуская меня вперед.
— Возьму ноутбук.
Мне бы сейчас закрыться изнутри, но я этого не сделала. Может, потому что он так хорошо себя вел. Или потому, что помешал Сидди рыться у меня в голове. Я вошла к нему, хоть и не чувствовала себя в безопасности. Но мандраж был не из этой реальности, или не из этого времени — просто на мгновение я вспомнила, как вот так же проходила в его номер год назад. И чем это кончилось.
Номер был почти как мой, с единственным отличием — на столике стояла почти двухметровая монстера с резными листьями размером с грампластинки. Никогда не думала, что увижу столько оттенков зеленого. У меня дома есть монстера, но как я за ней ни ухаживаю, она и на треть не так хороша, как эта.
— Она твоя? — спросила я, когда закончила молча восхищаться.
— Моя.
— Чем ты ее поливаешь?
— Секрет, — ответил он довольно, и невооруженным глазом было видно, как его радует мой восторг. Так млеют родители, когда хвалят их детей. Почти так же он реагировал, когда я смотрела на Калеба. Вообще-то странно возить за собой такую махину, растение Леона-киллера хоть в сумку помещалось… но увидеть хоть что-то,
вызывающее у Демона подобие любви, было занятно. Я как-то не думала, что это окажется цветок.
Демон притащил стаканы со льдом, и я поняла, зачем он взял бутылку в баре. Его бар был пуст. Абсолютно.
— Мне чуть-чуть, — сказала я, — так и спиться недолго.
— Угу. — Демон наполнил мою тару. Если это чуть-чуть, то я — испанский летчик…
Я макнула в виски язык, отставила стакан и открыла ноутбук.
— Я все хотела спросить, в отеле только мы?
— А кто еще?
— Ну, там охрана, не знаю. Вашу… Эркхам что, не надо охранять?
Она покачал головой.
— Зачем ее охранять? Разве кто-то может причинить ей вред?
— Это что значит? Значит, что она в состоянии себя защитить? Джимми говорил, что у Данте сроду не было охраны, нигде, потому что одно его имя отпугивает не хуже сотни отрядов коммандос.
— Это значит совсем не то. Данте всех просто запугал. А Эркхам — никому не может прийти в голову ее обидеть, это нонсенс.
— Но все-таки — она же не беззащитна?
— Я понимаю, что ты пытаешься сказать. Ты не представляешь такое, и это резонно,
потому что у людей нет ничего подобного. Ни единого объекта, вызывающего у всех до последнего человека на земле, одинаковое отношение — всегда найдется человек,
который может убить младенца, растоптать цветок, раскрывающийся раз в сто лет,
сжечь какую-нибудь картину или Божий храм. Да, возможно, Эркхам может себя защитить. Да, возможно, она в состоянии опустить под воду остров Гавайи и за секунду пережечь мозги целой армии. Она как само время, у нее есть сила, но ей незачем пользоваться своей силой. Пойми наконец.
Развивать эту тему вдруг показалось опасным… но можно сказать, я услышала то,
что хотела.
