подходящим словом, — много видел за свою историю. Мне здесь хорошо — я совсем не чувствую себя чужой. — Она еще раз обвела взглядом уютную комнату. — У вас очень хорошо... Вы, должно быть, счастливы здесь. Наш дом тоже очень хороший, но все-таки немножко другой. — Надо было как-то сменить тему, и она продолжила: — И больница здесь замечательная, правда? Исследовательский центр и лаборатории значительно лучше, чем у нас. Хотя, наверное, я не должна так говорить.
— Вы когда-нибудь подумывали о переходе на другую работу?
— Да, частенько. Ведь Ист-Энд не лучшее место. Но вы же знаете, что найти работу достаточно трудно.
— А вам обязательно нужно работать, да?
— Но я же не могу просто так праздно сидеть дома.
— Но вы бы могли выйти замуж. У вас ведь, наверное, были предложения?
— Да, конечно. Но как-то ни один из претендентов меня не устраивал...
— А чего вы хотите?
— Я... не могу сказать определенно: быть друзьями, любить одно и то же, хотеть делать все вместе. Влюбленность — это прекрасно, но ведь этого недостаточно.
— Недостаточно? Я не понимаю, о чем вы говорите, — произнес он бесстрастным тоном. — Я думал, что этого больше чем достаточно, когда женился на Залии, но человеку мало любить, ему необходимо быть любимым. Мы с женой очень быстро обнаружили, что ошиблись. Она была молода, очень хороша собой и совершенно не хотела иметь детей. Она ушла от нас, когда Алиции не было еще и года. Позже она погибла в автокатастрофе в Италии, где жила с каким-то американцем.
— Мне очень жаль. Как ужасно это было для вас и Алиции. Она помнит что-нибудь о матери? Хотя, конечно, она была слишком маленькой...
— Она совсем ее не помнит.
— Я рада, что вы снова собираетесь жениться... Ведь вам, по-видимому, очень одиноко.
Беатрис хотелось, чтобы он рассказал что-нибудь о своей будущей жене. А про себя она подумала, возражала ли Алиция против ее, Беатрис, приезда, даже если это было сделано по просьбе девочки.
Гиз ничего не ответил, и она слегка покраснела. Вдруг он подумает, что она излишне любопытна?.. И Беатрис поспешила переменить тему на, более безопасную. Конечно, первое, что ей пришло в голову, — это погода.
— Как вы думаете, пойдет ли сегодня снег?
Профессор громко фыркнул.
— Что в этом смешного? — резко спросила девушка.
— Я вспомнил, что, когда мы познакомились...
— ...вы сказали: очень жаль, что мы не можем говорить о том, о чем хотим. — Она пристально посмотрела на него. — Но ведь это не всегда возможно, а погода — тема совершенно безопасная.
Гиз улыбнулся.
— А вы хотите придерживаться только таких тем? — Он потрепал Фреда по голове. — Видимо, я слишком тороплюсь.
— Я не понимаю, о чем вы говорите! — вскинулась Беатрис. — И вообще, мне пора возвращаться домой.
Он тут же поднялся. Беатрис даже стало обидно, что он не предложил ей задержаться. На улице было темно и очень холодно. Всю обратную дорогу Гиз молчал и, только остановившись у дверей института, попросил ее подождать. В сопровождении верного Фреда он вышел, открыл багажник, достал оттуда какую-то коробку, а потом распахнул дверцу для Беатрис. Он полностью проигнорировал тщательно подготовленную, ею благодарственную речь, взял ее под руку и повел домой. Втроем они поднялись наверх. Гиз отпер дверь, включил свет и поставил коробку на стол.
В комнате было тепло, но она казалась такой же безликой и неприветливой, как и любая другая комната в гостинице. Особенно после прекрасной обстановки, в которой она провела весь день.
Гиз задернул занавески.
— В здании никого нет? — поинтересовался он.
— Думаю, никого. Лаборатории работают по субботам и воскресеньям, но только до четырех.
— Не открывайте никому, Беатрис. Дверь внизу на ночь запирается?
— Да, конечно. И когда все уходят, один из портье все проверяет.
Гиз подошел к телефону, переговорил с кем-то и в ответ на ее вопросительный взгляд объяснил:
— Я сказал старшему портье, чтобы он прислал кого-нибудь запереть нижнюю дверь через пять минут.
— Но я совершенно не боюсь.
— Если бы я считал, что вы боитесь, то остался бы. — Видя ее недоумение, он добавил: — Когда я уйду, выкиньте из вашей хорошенькой головки все мысли о погоде и подумайте, о сегодняшнем дне. — Он наклонился и поцеловал ее в щеку, а потом резко повернулся и ушел. Она опять не успела попрощаться.
— Ничего себе... — протянула Беатрис, дотронувшись до щеки.
И тут ее взгляд упал на коробку, оставленную на столе. Беатрис с любопытством открыла ее. Внутри, тщательно упакованные, стояли несколько тарелок: кусочки холодного цыпленка, зимний салат, суп в закрытой посуде, шоколадный мусс, круассаны, масло, маленькие бисквитики с шоколадом и полбутылки рейнвейна.
— Ничего себе! — На сей раз, в ее голосе слышалось восхищение.
На следующий день работали всего две лаборатории. Беатрис занималась своими обычными делами: проследила за уборкой, когда все ушли, подготовила все необходимое к следующему утру и вернулась домой. Не успела она закрыть за собой дверь, как зазвонил телефон.
— У вас был тяжелый день? — поинтересовался профессор.
— Нет-нет! Практически ничего не делала. Я рада, что вы позвонили. Спасибо вам за коробку с едой. Сейчас меня ждет совершенно потрясающий ужин. Очень мило с вашей стороны.
Он хмыкнул. Понять это можно было как угодно.
— Я позвоню вам завтра вечером в половине восьмого. Пообедаем в Лейдшендаме. Это всего в нескольких милях от Лейдена. Спокойной ночи, Беатрис!
Она повесила трубку.
— Я могла и не согласиться, — пробормотала она. — Он просто уверен, что я захочу снова его увидеть... — И тут она поймала себя на мысли, что это действительно так.
Утром у нее было много работы. Она быстро перекусила в кафе, оделась и решила выскочить на полчасика. На стоянке она увидела припаркованный «бентли», но быстро прошла мимо и свернула на улицу Раппенбург. Почему-то ей не хотелось сейчас столкнуться с Гизом лицом к лицу.
А Гиз смотрел на нее, стоя, у окна в ожидании начала лекции. Пошел снег. Он медленно падал большими пушистыми хлопьями. Девушка быстро исчезла из виду. Профессор отвернулся от окна и начал занятия.
Вечером, когда Гиз зашел за Беатрис, снег все еще продолжал идти. Она стояла босиком и решала, что бы ей выбрать: то ли строгие черные лодочки, то ли более легкомысленные туфли с ремешками. Она опять надела темно-синее бархатное платье. Конечно, он может подумать, что у нее больше ничего нет. Ну и пусть. Во-первых, в нем тепло, а во-вторых, оно ей очень к лицу. Держа туфли в руке, она открыла дверь.
— О, легкие туфельки! Представьте, что мы попали в снежный занос и нам нужно идти пешком, что тогда?
Он поцеловал Беатрис в щеку легко и быстро, как будто делал это всегда. У нее забилось сердце при мысли о предстоящем вечере. Правда, обуваясь, она убеждала себя, что не должна особенно увлекаться им, ведь он почти женат. Когда они спустились вниз, Беатрис увидела, что он подогнал машину прямо к входу.
— Надеюсь, что вы голодны. Я сегодня пропустил ланч...
— Вы были в больнице? Ой, какие глупости я говорю, — добавила она быстро, — я же видела вашу
