Хо-Ту смеялся, наверное, громче всех, барабаня при этом по столу кулаком. Даже Кернус поднял голову над игральной доской и с улыбкой наблюдал за происходящим.
Филлис поднялась на ноги и с пылающим от ярости лицом принялась вытряхивать песок, набившийся в её волосы и короткую тунику.
– Да не расстраивайся ты так, – бросила ей вслед проходящая мимо с кувшином ка-ла-на рабыня красного шелка. – Может, ещё повезет!
Филлис позеленела от злости.
– Бедная маленькая рабыня белого шелка! – притворно посочувствовала ей другая рабыня в красных шелках.
Филлис застонала.
– Нет, – покачав головой, заметил Хо-Сорл, обращаясь к Хо-Ту. – Она слишком толстая.
С этой его оценкой я никак не мог согласиться.
– Я рада, что меня скоро продадут! – воскликнула Филлис. – Это избавит меня от необходимости ежедневно видеть тебя! Ты просто безжалостный, отвратительный тарск! – в глазах её блестели слезы. – Я тебя ненавижу! – кричала она. – Ненавижу!
– Какие вы все жестокие! – воскликнула стоящая неподалеку от Хо-Ту Вирджиния Кент.
В зале на мгновение воцарилась тишина.
Внезапно она со злостью схватила стоящую рядом с Хо-Ту миску с его неизменной овсянкой и со всего размаху надела ему её на голову.
– С Кейджералией, – сказала она.
Ремиус с выражением ужаса на лице невольно привстал с места.
Хо-Ту, не шевелясь, сидел с миской на голове, из-под которой по его лицу стекали густые потоки овсяной каши.
Зал буквально замер.
И тут я почувствовал, как откуда-то сверху мне на голову, за шиворот обрушился целый поток вина. Отплевываясь, я невольно зажмурил глаза.
– С Кейджералией, господин! – услышал я за спиной веселый голос и поспешно удаляющиеся шаги Элизабет.
Хо-Ту расхохотался так, что у него слезы брызнули из глаз. Он сбросил с лысой головы опустевшую теперь миску и вытер рукой лицо. Все присутствующие, вначале оторопевшие от неслыханной дерзости рабыни, тем более в отношении представителя черной касты убийц, видя мою реакцию, заревели от хохота. Смеялись все, даже поначалу перепугавшиеся рабыни. Я думаю, такого представления им ещё никогда не приходилось видеть даже на Кейджералии.
Я старался сохранять невозмутимое выражение лица и лишь многозначительно хмурился под градом их насмешек. Даже Кернус оторвался от игровой доски и, запрокинув голову, гоготал с таким удовольствием, какого я ещё ни разу не видел на лице господина этого дома. И тут я, к своему ужасу, увидел, как Элизабет осторожно на цыпочках подкралась к хохочущему Кернусу и, пока тот не успел сообразить, что происходит, влила в его широко раскрытый рот остатки вина из кувшина.
– С Кейджералией! – поздравила его Элизабет, поспешно убегая прочь.
Опасное положение спас Хо-Ту, вскочивший на ноги и завопивший во всю мощь:
– С Кейджералией, убар!
Тут все, кто был в зале, встали со своих мест и, подняв в приветственном жесте правую руку вверх, смеясь, завопили:
– С Кейджералией, убар! С праздником!
Я тоже, хотя слова застревали у меня в горле, кричал.
– С Кейджералией, убар!
Напряжение сошло с лица Корпуса, и он откинулся на спинку кресла. Затем, обведя взглядом присутствующих, он тоже, к моему великому облесению, сначала улыбнулся, а потом и рассмеялся.
После этого обслуживающие зал рабыни, казалось, окончательно свихнулись. В воздухе замелькали миски и ложки, на головы охранников и членов обслуживающего персонала полились вино и вода. Мужчины ловили бегающих по залу девушек, целовали их и тискали, вызывая у них радостный визг. Одна за другой нашедшие друг друга пары отправлялись куда-нибудь в дальний, скрытый от людских глаз ширмой, застеленный шкурами любви угол. Буйное веселье било через край.
Мне таки удалось, несмотря на все старания Элизабет, поймать её и на руках отнести за ширму. Она заглянула мне в лицо.
– Ну и кутерьму ты затеяла, – заметил я.
– Для этого не нужно было больших стараний, – ответила она. – Все уже были к ней готовы.
– Это верно, – согласился я.
– Зато в этой кутерьме ты меня поймал и никто не обращает на это внимания.
Я поцеловал её.
– Завтра вечером ты уже будешь на свободе.
– Наконец-то! Я так рада.
