Он повернулся и вышел, повесив на место плетку – тут, на стене, она всегда под рукой. Позвонил в колокольчик. Дверь отворилась, появился стражник.
– Пришли Сашу, – распорядился предводитель, – у нас новая девушка.
Я лежала на камне. Он сидел за столом, погруженный в работу – наверно, вносил в книгу расходов дату моего приобретения и заплаченную за меня цену. Потихоньку, пока он не видел, я ощупывала ошейник. Круглый, стальной, блестящий. Замкнут у меня на горле. Вот я и в ошейнике. Никогда прежде так остро не чувствовала я свое рабство – разве только в день, когда на моем теле появилось клеймо. Я заплакала. Теперь на мне клеймо и ошейник.
И тут я услышала звон. Рабские колокольчики.
Рядом со мной стояли босые женские ноги.
Вокруг левой лодыжки вчетверо обмотана гирлянда колокольчиков. В спину мне ткнулась рукоять плетки. Я вздрогнула.
– Вставай, рабыня, – послышался женский голос. Я подняла глаза. Одета в желтый шелк. Темные волосы стянуты желтой шелковой лентой.
Я встала.
– Встань, как подобает рабыне, – велела она. Я повиновалась.
– Дина, – отметила женщина.
На ней самой клеймо было обычное – словно выписанная от руки первая буква горианского слова «кейджера», примерно полдюйма на полтора. Так чаще всего называют на Горе рабынь. На ее бедре клеймо было ясно видно. Клочок шелка, что служил ей одеждой, будто даже и не пытался прикрыть клеймо.
– Я Саша, – сказала мне женщина.
– Да, госпожа.
– Почему тебя высекли?
– Я просила не надевать на меня ошейник, – прошептала я.
– Сними его, – велела Саша.
Я озадаченно уставилась на нее.
– Сними, – повторила она.
Я попыталась стащить ошейник. Дергала до боли. Изо всех сил старалась разорвать. Повернула, попробовала разнять запор. Ни с места.
С мукой в глазах взглянула я на женщину:
– Не могу!
– Правильно, – сказала она. – И не забывай об этом.
– Да, госпожа.
– Как тебя звали?
– Диной.
Саша взглянула на предводителя.
– Годится, – сказал он.
– Пока хозяин не пожелает назвать тебя по-другому, – объявила Саша, – будешь зваться Диной.
– Да, госпожа.
– Пойдем, Дина.
Я пошла за ней. На ней тоже турианский ошейник. Такие же, насколько я знаю, носят рабыни кочевников.
Пройдя длинный коридор, мы свернули, потом еще и еще. Миновали множество запертых на щеколды кладовых. Вошли в тяжелую железную дверь, у которой стоял стражник.
– Иди впереди меня, Дина, – сказала Саша.
– Да, госпожа.
Я пошла впереди. Снова длинный коридор. Снова череда запертых дверей в кладовые.
– Ты очень красивая, госпожа, – бросила я через плечо.
– Хочешь отведать плетки? – ответила она.
– Нет, госпожа. – Я смолкла.
Ясно, почему она велела идти впереди. Значит, приближаемся к жилищу рабынь. Так принято на Горе. Если мне вздумается бежать, она без труда меня остановит, огрев плеткой. Иногда новые девушки боятся входить в жилище рабынь. Страшно, что запрут.
– Ты прирученная? – спросила я ее. Молчание. Потом она ответила: – Да.
Мы шли дальше.
– Все мы прирученные, – добавила она. – Ошейник многому учит.
