берег. Кос же и другой крупный приморский убарат, Тирос, издавна торгуют с купцами спорных земель, сообщаясь с ними посуху. Летящие по небу тарны исчезли вдали. Я смотрела им вслед. Летающих на тарнах людей я видела не впервые. Туп Поварешечник дважды показывал мне это диво, когда мы шли по тракту к Ару. Гонцы, наверно. Обычный способ связи для Марленуса Арс-кого и других убаров.
Мелькнула мысль о Клитусе Вителлиусе. Отшвырнул как тряпку! Ненавижу!
Веревка на шее задергалась.
– Иду, хозяин! – отозвалась я.
Вылезла на берег. Поварешечник привязал мою веревку к дереву, подал мне полотенце. Я принялась вытираться.
– Чтоб вся сверкала, Дина, – напомнил он.
– Да, хозяин.
Вдали высились стены заставы. Турмусовы Камни. Интересно, сколько он за меня выручит? Никогда еще меня не продавали.
– К хозяину будь повнимательнее, – поучал Туп.
– Да, хозяин.
Он протянул мне гребень с редкими зубьями. Не отводя глаз от стен заставы, я длинными взмахами расчесывала спутанные волосы. Высокая стена, величественная. Там, за этими стенами, мой будущий владелец.
В здешней деревушке у Поварешечника приятель. У него мы ночевали. Там оставили тележку. Этим утром тащить ее мне не пришлось. Надо было выглядеть свежей, отдохнувшей.
– Причешись получше. – Туп вынул щетку.
– Да, хозяин.
Но вот волосы мои приведены в порядок, Туп убрал щетку и гребень в сумку.
Внимательно оглядел меня. Я смущенно зарделась под оценивающим взглядом горианина. Веревка на шее – вот и все мое одеяние.
– Встань, как подобает рабыне!
Я выпрямилась, подняла голову, втянула живот, развернула бедра. Ни одна женщина не умеет стоять так красиво, как германская рабыня.
– Превосходно! – причмокнул Поварешечник.
– Хозяин доволен?
– Да.
– Значит, и рабыня довольна.
– Взгляни-ка. – Из кожаной сумы он вытащил небольшой сложенный мешок, в каких таскают овощи. Я озадаченно разглядывала его. Туп отвязал с моей шеи веревку. Я тряхнула волосами.
Жестом он указал на мешок. Да, в нем носили овощи. Вот какая-то печать.
– Надень, – велел Туп.
Я развернула мешок. Прорезь для головы, по бокам – прорези для рук. Я натянула его через голову. Получился обтягивающий балахон. Туп подпоясал его обрывком ткани. Отступил на шаг.
– Неплохо!
Короткий, высоко открывает ноги. Мешковатый, конечно. На плечах кое-как болтается. Но, подпоясанный дважды обернутой вокруг талии и завязанной слева лентой, подчеркивает бедра и очертания груди. Нарочито небрежно прикрывает тело, исподволь соблазняя и маня. Расчет точен: в таком одеянии девушка кажется дешевой, но такой сладостной.
Я залилась краской.
– Ну-ка, – проговорил Поварешечник. В его руках я увидела нитку рабских бус. Потянулась за ними.
– Не спеши, – остановил он меня. Я опустила руки. – Повернись.
Я повернулась. Мужчины Гера любят собственноручно надевать на женщину украшения. Если у рабыни проколоты уши, даже серьги могут сами вдеть. Наверно, сам наденет на меня бусы, застегнет сзади. Бусы деревянные, дешевенькие, симпатичные. Приятно носить украшения. Однажды мне чуть горло не перерезали из-за «бины», рабских бус. Так до сих пор и не понимаю почему. А как-то мне привиделся странный сон про бусы – меня просили их нанизать. Что он значил, осталось для меня загадкой. Туп потянул мои руки за спину, защелкнул наручники и лишь тогда надел мне на шею рабские бусы.
– Ты красивая, Дина, – сказал он, встав передо мной.
– Спасибо, хозяин.
– Ну, пошли. – И он зашагал вперед.
Босая, со скованными за спиной руками, я, спотыкаясь, побрела вслед.
Вскоре мы вышли на дорогу, ведущую к Турмусовым Камням. Ан спустя подошли к огромным воротам. Надо мной – высокие белые стены. Пожалуй, выше восьмидесяти футов. Какой маленькой показалась я себе! В стену встроены шесть башен: две – у ворот, еще четыре – по углам. «А может, повернуться и броситься бежать?» – мелькнуло вдруг. Нет. Руки скованы. Такой, как я, на Горе бежать некуда. Я – рабыня.
В огромных воротах – небольшая дверца. В ней открылось окошечко.
