– Послушай, – я все пыталась ее образумить, – если я ему понравлюсь и он меня купит, рано или поздно я все равно скажу ему, кто ты, – лишь бы получить свободу.
– Знаю, Тила.
– Я и о тебе забочусь.
– Уверена, что да. Но ты нас не понимаешь. Не понимаешь гориан.
– Я хочу быть свободной, – отрезала я.
– Посмотри на себя, Тила.
Я повернулась к зеркалу. Ослепительная, мягкая, податливая. Благоухающая. Клейменая. Прикрытая лишь клочком сети, увешанная драгоценностями. Серьги. Ошейник.
– Что ты там видишь? – спросила Бина.
– Рабыню.
– Думаешь, в этом мире такая девушка, как ты, такая красивая, такая нежная, с твоими повадками, сможет избежать своей участи?
– Нет, – с горечью призналась я.
– И у тебя проколоты уши. Я тряхнула головой.
– Знаю.
Одного этого достаточно, чтобы здесь, на Горе, я осталась рабыней навеки.
На Горе я всегда буду рабыней.
– Так что выбрось из головы эту безумную мысль. Не вздумай рассказать Тандару из Ти, кем я была раньше.
– Нет.
Она кипела от ярости.
– Если ничего лучшего не добиться, – спорила я, – я хочу облегчить себе, да и тебе, рабскую долю.
– Нет.
– Думаешь, мне нравится быть кабацкой рабыней? – горячилась я. – Думаешь, легко землянке подавать в таверне пагу? Я не такая, как ты. Я чувствительнее. Думаешь, приятно зависеть от каприза любого, кто может позволить себе купить чашу паги?
– Если раскроешь мою тайну Тандару из Ти, ты добьешься только того, что нас обеих высекут.
– И все же я рискну.
– Прости, – отчеканила Бина, – но ты этого не сделаешь.
– Уйди с дороги!
– Это дело рабынь. И я так решила.
– Может, ты и собираешься, как дурочка, прислуживать ему, не выдавая, кто ты, но я этого не позволю.
– Быстрей! Быстрей! – торопили девушки из-за двери.
– Нам надо спешить! – в отчаянии закричала я.
– Так ты расскажешь Тандару из Ти, кто я?
– Да, – не отступала я. – Расскажу. На что угодно пойду, лишь бы облегчить себе существование. А теперь пусти меня.
Она не тронулась с места, только ела меня глазами.
– Я сильнее тебя, – предупредила я. – Уйди с дороги.
Неужели забыла, как легко я отобрала у нее конфету? Не ей со мной тягаться.
И тут она кинулась на меня. Вцепилась ногтями, царапала, раздирала кожу. Я закричала, едва успевая уворачиваться. Схватив за волосы, Бина швырнула меня на туалетный столик у зеркала. Я заскользила по столу. На пол посыпались гребешки, флаконы с духами. Навалившись мне на спину, торопливо стянула с меня сеть, опутала ею ноги. Я так и не успела снять кожаные наручники – закинув мне руки за спину, она мгновенно сцепила их карабинчиком. Я извивалась что было сил, упала со стола на пол. Руки сцеплены за спиной! «Я буду кричать!» Бина затолкала мне в рот шарф, перевязала другим, пропихнув его между зубами, завязала узлом сзади на шее. Сетью связала мне щиколотки. Нашла еще одну сеть, не раскроенную, спеленала меня ею и крепко связала. За веревку оттащила в сторону. Посадила, привалив спиной к стене, привязала к вмурованному в стену над полом кольцу.
Сколько я ни билась, освободиться так и не смогла. Лишь в бешенстве смотрела на нее.
– Вот ты и жертва охотницы, – сказала Бина.
– Бина! Тила! – послышалось из зала.
– Иду! – отозвалась Бина. – Тила заболела! – И, послав мне воздушный поцелуй, выбежала из комнаты.
А я, беспомощно корчась, пыталась освободиться от пут.
Бина вернулась вскоре после полуночи.
