Нагая рабыня стояла перед публикой.
Человек с дощечкой подтолкнул меня к помосту. Я встала у подножия лестницы. Присесть я не решалась – уж очень хитроумно обвито тело шелковыми полотнами, как бы не повредить. Тот, с табличкой, явно старался, чтобы торги шли без сучка без задоринки. Похоже, толк в своем деле знает. Девушка в домашней тунике, откровенно неискушенная, не изведавшая оков рабыни-наложницы, должна, казалось бы, возбудить интерес покупателей, приобретающих рабынь для совершенно невинных целей. Но, судя по репликам аукциониста и ответным выкрикам толпы относительно ее сдержанности, скромности и нежелания попасть в мужские руки публика иллюзий уже не питает. Яснее ясного: она жаждет мужского владычества, ей не терпится оказаться прикованной к железному кольцу в изножье хозяйского ложа.
Продана.
Я поднялась на помост. Какой огромный! А толпа-то! Не думала, что их тут так много! Зрители безмолвствовали. Было в этой тишине что-то пугающее.
Озадачила она, казалось, и аукциониста, но лишь на мгновение.
– Кажется, кто-то, – начал он, – прислал нам подарок. – Он указал на меня рукояткой плетки. – Судя по очертаниям – прелестный, – он обвел глазами толпу. – Посмотрим?
Но вместо того, чтобы торопить его, зал молчал. Рука аукциониста дрогнула. Я сжалась от страха. Что это такое со зрителями?
– Ну-ка, поглядим, – с напускной веселостью продолжал он, снимая скрывающее мою голову полотнище шелка.
По толпе прошелестел восхищенный гул. Конечно же мне это польстило – тщеславия мне не занимать.
– Прелестное лицо, – расхваливал аукционист. – Мягкое, женственное, выразительное. Сразу видно – такая податливая, повелевать ею легко. Волосы, конечно, – он пожал плечами, – коротковаты. Но здешние чиновники уверяют, что отрастут.
В толпе – ни смешка.
У аукциониста задрожали руки. Нервничает! Я выбросила вперед правую ногу, приподняла, вытянула носок, пальцами коснулась пола. Левое бедро развернуто. Протянула левую руку, согнув запястье, чуть вывернула влево ладонь.
Он ловкими движениями размотал обвивающий руку шелк.
– Красивая рука.
Зрители не спускали с помоста напряженных глаз – и молчали. Аукционисту было уже явно не по себе.
– Посмотрим, нет ли тут чего поинтереснее! Зал затаил дыхание, но цену никто не предлагал.
Мы не стали доводить до конца тщательно отрепетированную сцену. Тут многое зависит от настроений, царящих в зале. Какие-то непостижимые токи идут от сидящих в зале зрителей к участникам разворачивающегося на помосте действа. В конце концов сбитый с толку аукционист просто сбросил окутывающий мое тело шелк, не разматывая, не перекатывая меня у своих ног.
– Да тут женщина! – объявил он. – Кто предложит цену?
Ни звука!
– Смотрите! – раздался вдруг голос. Зрители обернулись. Взглянули в зал и мы. Над центральным проходом в проеме парадной двери, не произнося ни слова, стоял воин в полном боевом облачении: щит, копье, с левого плеча свешиваются ножны с коротким мечом, на голове – шлем.
– Господин? – Голос аукциониста дрогнул. Воин не отвечал.
Пытаясь отвлечь внимание от невесть откуда взявшегося пришельца, аукционист снова ткнул пальцем в мою сторону.
– Тут женщина, – срывающимся голосом повторил он. – Кто предложит цену?
И тут воин в шлеме начал спускаться по проходу. Ближе, ближе. И вот, обратив взор в толпу, он уже стоит рядом с нами на помосте.
– Кейджера канджелн! – вскричал он, стукнув по мощным доскам пола рукоятью копья. – Вызываю на бой за рабыню!
Он обернулся ко мне. Не в силах выдавить ни слова, боясь потерять сознание, я упала на колени. Он снова повернулся к толпе.
– Я возьму эту женщину, – объявил он. – И встану за нее против всего Ара, против всего мира!
– Я люблю тебя, Клитус Вителлиус! – захлебываясь слезами, закричала я.
– Тебе не давали разрешения говорить! – шикнул аукционист, поднимая плетку.
Но тут же у его горла замерло острие копья Клитуса Вителлиуса.
– Не бей ее!
– Да, господин. – Белый как полотно аукционист испуганно попятился.
Клитус Вителлиус повернулся к толпе сограждан.
– Кейджера канджелн! – вновь провозгласил он. – Вызываю на бой за рабыню!
Никто в толпе не отозвался. Тишина. А потом один из мужчин поднялся и хлопнул себя по левому плечу. Вслед за ним – другой, и еще один, и еще. Вскоре уже весь зал стоя, хлопая себя по плечам, приветствовал его восхищенными криками. А Клитус Вителлиус, вскинув голову, оглядывая зрителей ясными пронзительными глазами воина, возвышался над толпой, держа в левой руке щит, в правой – увенчанное бронзовым наконечником могучее семифутовое копье.
