возможности у нее нет: она либо будет кричать, либо умрет. Хрупкий и зазубренный, словно кусочек битого стекла, внешний край ее безумия слышался в этом крике совершенно отчетливо и ясно, но по большому счету ее крик был кличем триумфа и торжества победы. В двух сотнях ярдов, в лесу у начала тропинки бывший Принц вскинул голову, которая до этого покоилась на его лапах, и взволнованно поглядел в сторону дома.
Она просто не могла заставить себя оторвать взгляд от своих рук, не могла остановить в себе крик. Никогда прежде она не испытывала ничего даже отдаленно напоминающего ее теперешнее чувство и где-то на окраине ее сознания теплилась мысль: Если бы секс был хотя бы на сотую долю так же хорош, то люди занимались бы этим на каждом углу — они просто не смогли бы заставить себя остановиться.
Потом в ее легких закончился воздух и ее качнуло назад. Она схватилась за спинку кровати, но чуть- чуть с этим опоздала потеряла равновесие и свалилась на пол. Падая на пол, частью сознания Джесси продолжала ждать того, что цепочка наручников резко и злобно дернет ее вверх. Но этого не случилось и в это тоже было приятно.
Упав на пол, она неудачно ударилась открытой раной на правом запястье. Боль вспыхнула в ее руке подобно рождественской елке и на этот раз ее крик был только криком боли. Но как только сознание начало быстро покидать ее, с ним из нее быстро ушла и боль. Приоткрыв глаза, она увидела перед собой истерзанное лицо собственного мужа. Джеральд смотрел на нее с выражением бесконечного, совершенно неприкрытого изумления — Странно, что такое со мной случилось. Этого не должно было случиться. Только не со мной. Ведь я адвокат с табличкой на дверях. Но потом муха, протирающая лапки на верхней губе Джеральда, проворно забралась в его ноздрю и Джесси отвернулась, сделав это настолько резко, что ударилась лбом об пол и из ее глаз посыпались искры. Когда она снова сфокусировала взгляд, то на этот раз увидела перед собой спинку кровати, всю в разнообразных разводах и потеках крови. Неужели всего секунду назад она стояла там? Она не сомневалась в том, что так оно и было, хотя в это и было трудно поверить — с ее теперешнего лежачего положения кровать казалась высотой с небоскреб Крайслера.
Двигайся, Джесс! Это была Тыковка, она снова подгоняла ее, и раздражение слышалось в ее голосе. Удивительно, но для девочки с таким милым личиком, Тыковка, когда того хотела, становилась ужасной сучкой.
— Не сучкой, — сказала она, позволяя векам наконец смежиться. Слабая, мечтательная улыбка тронула уголки ее губ. — А скрипучим колесом.
Давай, двигай, черт возьми!
Я не могу. Сначала мне нужно чуточку передохнуть.
Если ты не поднимешься прямо сейчас, ты уже не сможешь подняться никогда! Давай, двигай свою толстую задницу!
Она сумела-таки ее задеть.
— Никто и никогда не называл мою задницу толстой, мисс Умница, — злобно пробормотала она, потом попыталась подняться и встать на ноги. Только со второй попытки она уразумела (после секунд, полных боли, стискивающей ее диафрагму) что пытаться подняться прямо теперь не самая лучшая идея. Продолжать попытки, означало только усугублять свое положение, вместо того чтобы облегчить его, потому что сейчас она более всего мечтала о том, чтобы добраться до ванной, дорогу в которую преграждала шлагбаумом кровать.
Джесси принялась протискиваться под кроватью, совершая скользящие плавательные движения, почти грациозные, сдувая по мере продвижения со своей дороги встречные случайные клубочки пыли. Пыль укатывалась от нее подобно крохотным серым перекати-поле. По каким-то причинам вид пыли снова напомнил ей о женщине из ее видения — о той, что стояла на коленях в зарослях ежевики со скомканными в комочек трусиками перед собой. Но тут она opnqjnk|gmsk` во мрак ванной и новый запах ударил в ее ноздри: темный, густой и мшистый дух воды. Вода капала из крана над раковиной; вода капала из головки душа; вода капала из крана над ванной. Она слышала и чуяла все, даже затхлый дух приготовленных к стирке использованных полотенец в корзине для грязного белья, стоящей за дверью. Вода, вода повсюду, и каждая капля предназначена для питья. Ее шею заломило, ее пересохшее горло болезненно сократилось, из него словно бы готов был вырваться крик, ей действительно показалось, что она прикоснулась к воде небольшую лужицу, которая натекла из плохо отремонтированной трубы под раковиной, той самой, с которой водопроводчик так и не смог справиться, как она не просила. Задыхаясь, Джесси подтянулась на руках к лужице, повисла над ней, уронила вниз голову и принялась лизать линолеум. Вкус воды был неописуем, шелковистое ощущение на ее губах и языке было выше всех ее мечтаний и слаще любых ожиданий.
Единственная проблема была в том, что воды в лужице было мало. И этот неописуемо влажный, неописуемо зеленый запах был всюду вокруг нее, но жидкости в лужице под раковиной больше не осталось, в то время как ее жажда не только не насытилась, но только распалилась. Этот запах, этот запах тенистых ручьев и покойных укрытых в густых рощицах затонов сделал то, что на что оказался неспособным голос Тыковки — он снова поднял Джесси на ноги.
Для того чтобы удержаться на ногах, она уцепилась за край раковины. Мельком она заметила отражение лица восьмидесятилетней женщины, взглянувшей на нее из зеркала ванной комнаты, после чего отвернула кран обозначенный синей меткой. Свежая вода — вся вода мира — с веселым шумом и плеском хлынула наружу. Она снова попыталась испустить триумфальный клич, но на этот раз не смогла произвести ничего кроме слабосильного хриплого шепота. Когда она нагнулась над раковиной, ее рот открывался и закрывался словно рот выброшенной на сушу рыбины, после чего она нырнула в этот чудесно, лучше любой парфюмерии, пахнущий поток. Там был и пустой минеральный запах, преследующий ее с того самого дня, как ее отец попользовался ею на террасе их дома во время затмения, но теперь она не обращала на этот запах ни малейшего внимания; теперь в этом запахе не было ничего от запаха страха или стыда, это был запах жизни. Она вдыхала его, потом закашлялась и принялась весело отфыркиваться, потом снова подставила рот под струю воды бьющую из крана. Она пила до тех пор, пока мощная, но безболезненная судорога не стиснула мягкими лапами ее спину, от чего она дернулась и откинула голову назад. Ее вырвало всей выпитой влагой и она вышла из ее желудка, по-прежнему холодная, и рассыпалась алыми брызгами по зеркалу. Она несколько раз глубоко вздохнула и снова принялась пить.
На второй раз вода прижилась.
Глава тридцать третья
Вода прекрасно ее освежила и когда она наконец завернула кран и взглянула на себя в зеркало, то на этот раз увидела там нечто более-менее напоминающее человеческое существо — слабое, истерзанное болью, едва стоящее на ногах… но живое и на данный момент осознающее происходящее. Ей казалось, что никогда в жизни ей не доводилось испытать что-то настолько же приятное и способное доставить такое же глубокое наслаждение, испытанное ею вместе с этими несколькими первыми глотками воды из крана над раковиной, она не надеялась испытать что-либо подобное в будущем и насколько nm` могла вспомнить, лишь ее первый оргазм мог сравниться с теперешним ощущением. И в том и другом случае ее существо на краткие несколько секунд подчинялось лишь командам клеток и тканей ее физического тела, полностью и бессознательно (но отнюдь не неосознанно), отчего эйфорическая награда и экстаз были невероятными. Я никогда этого не забуду, сказала она себе, понимая что уже все забыла, как забыла медвяный укол первого оргазма, как только нервы перестали посылать в ее мозг обжигающие сигналы. Казалось, что ее телу неинтересны были эти воспоминания… или оно просто не желало иметь с чем-то подобным ничего общего.
Наплевать на это, Джесси, потом разберешься — сейчас тебе нужно торопиться!
Можешь ты перестать мной командовать? — резко огрызнулась она. Ее раненое запястье больше не раскалывалось болью, боль отошла на задний план, стала мерная и глухая, но она постоянно помнила о ней, чувствовала что нельзя отпускать все на самотек, потому что отражение кровати в зеркале перед ней было еще полно ужаса — матрас возле головы был пропитан кровью насквозь и спинка кровати вся была покрыта подсыхающими потеками. Где-то она читала, что люди, потерявшие много крови, могут оставаться в сознании и сохранять подвижность, но стоит только потере крови миновать некую установленную для каждого планку, как все моментально рушится, в один миг. А ведь она работала как вол.
Открыв аптечку, она взглянул на пустую упаковку первой помощи, в которой когда-то были бинты и наборы пластыря и невесело усмехнулась. Ее смех напоминал клекот. На глаза ей попалась маленькая пачка
