прокладок «Олвэйз-макси», умостившаяся рядом с флакончиками парфюмерии, одеколонов и крема после бритья. Вытаскивая прокладки наружу, она опрокинула два или три пузырька, отчего ванная наполнилась странной смесью ароматов. Сорвав бумажную упаковку с одной из прокладок, она быстро обернула ею свое запястье наподобие белого браслета. Прокладка начала тотчас же разбухать от крови.
Кто бы мог подумать, что в жене адвоката столько крови? подумала она и невесело рассмеялась, словно бы каркнула ворона. На верхней полке аптечки имелась металлическая катушка с пластырем «Красный Крест». Джесси взяла пластырь левой рукой. От ее правой руки теперь было мало толку, правая рука только и могла делать, что кровоточить и гореть болью. И тем не менее она по сию пору любила свою правую руку, глубокой и чистой любовью, а почему бы и нет? Когда правая рука была нужна ей, когда у нее не оставалось другого выбора, она взяла для своей хозяйки с бюро ключ, вставила его в замочек наручников и отомкнула их. Нет, по сию пору она ничего не имела против своей мисс Правой.
Потому что это ты, Джесси, сказала ей Тыковка. Я имею в виду… что все мы, это ты. И ты тоже это знаешь, верно?
Да. Она отлично все это знала.
Она сняла пальцем крышку с катушки пластыря и держа катушку правой рукой, неловкими указательным и большим пальцами левой сковырнула кончик пластыря. Переложив катушку в левую руку, она прижала пластырь к своей смешной повязке и несколько раз обмотала пластырем прокладку, прижав ее к ране на запястье настолько плотно и крепко, насколько это было возможно. Оторвав пластырь зубами, она чуточку подумала, потом сильно обмотала пластырем правую руку повыше локтя. Она понятия не имела о том, насколько удачным вышла ее неловкая повязка, но в том, что от нее не будет вреда, она была почти уверена.
Оторвав пластырь вторично, она бросила почти полностью использованную катушку в раковину и в тот же миг заметила зеленый tk`jnmwhj «Экседрина», стоящий ровно посредине аптечной полки. Слава Богу с обычной крышкой, без защиты от детей. Она схватила пузырек левой рукой и зубами сорвала белую пластиковую крышку.
Запах аспирина был едким и кислым, знакомо-уксусным.
Не думаю, что это хорошая мысль, тревожно сказала ей Женушка Барлингейм. Аспирин разжижает кровь и замедляет свертывание.
Может так оно и есть, но вопящие нервные окончания ее правой руки достигли в своем крике силы пожарной сирены и если она прямо сейчас не предпримет чего-то, чтобы залить царивший вокруг них пожар, то очень скоро будет кататься по полу и лаять на отражения рябин озерной воды на потолке. Вытряхнув две таблетки «Экседрина» в рот, она помедлила, потом вытряхнула еще парочку. После чего снова открыла кран, запила таблетки водой и виновато взглянул на кривую повязку на правом запястье. Красные пятна уже начали проступать сквозь слои бумаги; очень скоро она сможет снять повязку с руки и выжать из нее целый литр крови. Ужас, если представить… и как только этот образ поселился в ее голове, от него не невозможно было избавиться.
Ты только сделала все хуже… несчастным тоном начала опять Женушка.
Черт, дай мне передохнуть, отозвался голос Руфи. Руфь говорила быстро, но не без симпатии. Если я умру теперь от потери крови, неужели я стану обвинять в этом четыре таблетки аспирина? И это после того, как я почти сняла со своей правой лапы кожу, для того чтобы подняться с этой проклятой кровати? Это чушь! Нереально.
Да, действительно. Сейчас все казалось нереальным. Разве что, это было не совсем верное слово. А верное слово было…
— Сверхреально, — проговорила она низким, приглушенным голосом.
Да, так оно и было. Точно так. Повернувшись лицом к выходу из ванной, Джесси отметила тревожный признак. Когда она остановилась, часть ее головы продолжила поворот, что говорило о нарушении чувства равновесия. На мгновение она представилась себе дюжиной Джесси, застывших в разных стадиях поворота, словно снятых и отпечатанных покадрово странноватым режиссером-документалистом. Ее тревога усилилась, когда она обнаружила, что прямоугольники желтого света, льющегося через западные окна, изменили свою текстуру, превратившись из обычных световых пятен, в колеблющееся покрывало с рисунком вроде ярко-желтой змеиной кожи. Танцующие в желтом свете пылинки приняли вид мельчайшей искрящейся бриллиантовой пыли. Она слышала, как легко и быстро колотится ее сердце, чуя смесь ароматов воды и пролитой свежей крови. Запах напоминал дух, исходящий от старого медного горна.
Я вот-вот вырублюсь.
Нет, Джесси, нет. Ты не имеешь права потерять сознание.
Права она действительно не имела, но в одном была уверена: когда придет время потерять сознание, она ничего не сможет с этим поделать. Так или иначе это произойдет само по себе.
Да, это так. И ты это знаешь.
Она взглянула вниз на свою освежеванную руку, потом подняла ее вверх. Теперь ей ничего не нужно делать, только расслабить мышцы правой руки и все. Об остальном позаботится сила земного притяжения. Если боль в раненой руке перейдет все границы и отбросит ее в ужасную светлейшую область прочь из этого мира, где ей уже приходилось побывать, то поделать с этим она все равно ничего не сможет. Она долго-долго держала правую руку возле левой груди и баюкая ее, силилась раззадорить себя в достаточной степени, чтобы все получилось. В конце концов она снова опустила psjs, свесив ее вдоль туловища. Она просто не могла, не могла и все. Одного этого с нее более чем достаточно. Одной боли более чем достаточно.
Тогда давай двигать, пока ты не вырубилась.
И это я сделать тоже не могу, отозвалась она. Она чувствовала больше чем усталость; она чувствовала себя так, словно бы только что одна выкурила целый здоровенный косяк камбоджийской красной, и все, что ей теперь хотелось, это стоять неподвижно, разглядывая кружащиеся в желтом свете, льющемся через западные окна, бриллиантовые пылинки. И может быть, глотнуть еще разок этой темнозеленой, чудесно отдающей текучей влагой воды из-под крана.
— О, Господи, — проговорила она отстраненным, испуганным голосом. — Господи, Боже мой.
Ты должна выбраться из ванной, Джесси — ты просто обязана это сделать. Поставь это для себя целью на ближайшие мгновения и больше ни о чем не думай. На этот раз я думаю, тебе стоит попробовать перебраться через кровать; я не уверена, что ты еще раз сумеешь осилить этот путь под кроватью.
Но… но на кровати лежат осколки стекла от разбитого стакана. Что если я порежусь?
Этот ее вопрос снова пробудил Руфь Нири, просто зашедшуюся от злости.
Ты только недавно сняла большую часть кожи со своей правой руки — и теперь ноешь о каких-то мелких порезах? Господи Боже, детка, да если ты умрешь на пороге ванной с этой тупой прокладкой на руке, разве это будет не тупо? Представь, какое у тебя будет выражение лица. Давай, двигай задницей, сука!
Два осторожных шага вынесли ее снова на порог ванной. Она мгновение постояла там, покачиваясь и мигая на солнечный свет, как кто-нибудь, проведший весь день в кинотеатре. Следующий шаг вплотную приблизил ее к кровати. Когда ее левое бедро коснулось пропитанного кровью матраса, она задрала ногу и согнула ее в колене, схватилась за один из прикроватных столбиков для поддержания равновесия и встала коленями на кровать. Ничем она не была подготовлена к тому чувству страха и отвращения, поднявшихся внутри нее. Ни за что на свете она не смогла бы вообразить себя вновь спящей в этой кровати, как, наверное, не смогла бы вообразить себя спящей в собственном гробу. Даже просто стоять на кровати на коленях было невыносимо — ей невыносимо хотелось кричать.
От тебя не требуется устанавливать с кроватью продолжительных крепких отношений — просто переберись на другую сторону, и все.
Каким-то образом ей удалось это сделать, она протиснулась по дальнему от изголовья краю матраса, избежав встречи с крупными и мелкими осколками стакана, полукруглыми кусками бывших стенок. Но каждый раз, когда ее взгляд случайно натыкался на пару наручников, висящих на спинке изголовья — один открытый, другой закрытый кольцом и весь в запекшейся крови — скулящий звук отвращения и смертного ужаса срывался с ее губ. Наручники больше не казались ей парой неживых предметов. Они были живыми. И все еще голодными.
Добравшись до противоположного края кровати, она ухватилась за столбик здоровой левой рукой, повернулась на коленях со всей предосторожностью вновь учащегося двигаться выздоравливающего
