углам пищат крысы. Как они проникают сюда – великая тайна. Ни одной щели я не обнаружил. Я там, внутри, в каменной утробе; я слышу вялую перебранку товарищей по несчастью, но не вмешиваюсь. Потому что на самом деле я не на террасе своего дома. И не в темнице. Там, в душной сырости, я тоже сажусь на корабль моей памяти.
Отплываю.
...я вернусь.
Попутный ветер туго надул паруса 'Пенелопы', едва мы вышли из Арголидской гавани. К полудню, в виду Кикладских островов, на горизонте выросла рощица чужих мачт. Менелай было дернулся, но я успокоил обманутого супруга: мой отец всегда узнает новости вовремя, а зачастую раньше прочих. Вот папа и решил обеспечить посольству надежное прикрытие.
Береженого Зевс бережет.
Эскадра 'вепрей' маячила в отдалении, стараясь лишний раз не мозолить глаза, но и не терять нас из виду. Волны игриво подталкивали 'Пенелопу' в корму; ветер не ослабевал, дышал ровно, полной грудью. Все складывалось прекрасно... отлично! наилучшим образом!!! – вынуждая сердце биться чаще: где подвох?!
Эй, Глубокоуважаемые – где?!
Он лежал на поверхности, этот подвох, он просто бросался в глаза, как слиток золота посреди улицы. Наше посольство окажется неудачным. Троянцы не отдадут Елену; нас изгонят с позором. Развод неба с землей состоится при любых обстоятельствах; словно в жестокой хеттийской шутке: 'Развод – детей об стенку!' И только брызги крови, смешанной с божественным ихором: примесь серебра в алой кипени...
Что может противопоставить этому рыжий герой? Красноречие и хитрость, угрозы и посулы, авторитет 'пенного братства', подкрепленный силой объединенного войска ахейцев... две тысячи талантов, которые Троя задолжала Дому Мурашу... гонца на Кипр я уже отправил...
Достаточно?
Для Приама с сыновьями хватит за глаза. А для бессмертных теней за спинами троянцев? Я прикидывал так и сяк, наконец-то обретя временную передышку, когда не надо никуда спешить, обманывать, убеждать... Синее небо, зеленое море, белые чайки; и назойливое эхо неслось вслед, словно Паламед-разумник до сих пор стоял на микенских стенах, приложив ко рту раковину ладоней:
– ...'Конский союз' распадется со смертью Менелая Атрида...
Замолчи! знаю!
– ...а морской путь в Трою опасен. Человека, например, может смыть за борт. Ночью, без свидетелей.
Молчи!
– ...если ты и впрямь намерен спасать всех...
Намерен ли я?
Хочу ли спокойно вернуться домой, к Пенелопе, которая ждет ребенка? На этот раз все будет хорошо, у нас родится мальчик, обязательно – мальчик, крепкий и здоровый... Все доводы рассудка, вся логика событий кричит: убей Менелая! Убей – и концы в воду. А тут еще Калхант как бы невзначай подошел. Встал рядом, у борта, покачался с пятки на носок – и, скучно так:
– Чайки беду пророчат. Да не простую – двойную. Большую и малую. Если малая случится, большой не бывать. Малая у нее на дороге ляжет, не пустит.
Помолчал немного, со значением. И снова – скучно, размеренно; для непонятливых, должно быть:
– Много смертей – большая беда. Одна смерть – беда, но малая... Вот Менелай, к примеру: как жену у него увели, свет не мил сделался. Пьет много. Того и гляди, за борт пьяный свалится...
И отошел. Я, дескать, намекнул, а дальше – твоя забота.
Скучный у тебя голос, пророк. А моя собственная
И еще молчат боги.
Ведь я же восстал на вас, Глубокоуважаемые! Почему не остановите дерзкого, не ударите громовым перуном, не пустите несущую смерть золотую стрелу, не нашлете бурю, чтоб в щепки разбить корабль о скалы? Не явите грозное знамение, дабы устрашился непокорный?!
Ясны небеса, чист горизонт. Попутный ветер весело надувает паруса. По пути ли мне с тобой, ветер? Ведь достаточно мигнуть тому же Эвмею – даже рук марать не придется! Чаши весов колеблются в шатком равновесии. Думаю. Взвешиваю. И вдруг, вспышкой озарения: я перестал быть безумным! перестал быть собой! Я убил – нет, не Менелая! самого себя!
– Как жизнь, Атрид? – оборачиваюсь к мрачному Менелаю.
Он обиженно моргает:
– Разве это жизнь?
– Жизнь, – смеюсь я. – А ты что думал?!
Сразу становится легче. Я смеюсь, смеюсь впервые за дни плавания! Встречай, Троя, посла-безумца! Безумие – идти против воли олимпийцев, безумие – пытаться сорвать их замыслы; но безумие – моя стихия!
Вот только
