Мы вообще дня два почти не говорили друг с другом. Не до того было; а больше делали вид, что не до того. 'Пенелопу' я оставил в Арголидской гавани – мою красавицу не узнал бы издалека лишь слепой, да и ему бы рассказали, а я вовсе не хотел оповещать море, кто собрался на Скирос. Отплыли на Диомедовой пентеконтере, – старая подружка, по-троянскому образцу, за которую мне, кстати, с ванакта причитается! – сплошь набитой его гетайрами-головорезами. Впридачу хотел взять купеческую эйкосору, но в последний момент передумал. Двадцать весел – это много для скромного торговца безделушками.
Взяли кимбу – малую ладью с бортами, обтянутыми кожей. Вон она, родная, болтается на канате за кормой. Погода благоприятная (попробовала б капризничать!..), не утонет.
Диомед сидел возле судового алтаря; мрачней тучи. Тайная дума грызла аргосского ванакта; точила изнутри. Он сильно изменился за те месяцы, что мы не виделись. Иногда мне казалось, будто Диомед старше меня на десять, двадцать лет! – иногда, что я старше его на целую вечность. Временами он поднимал взгляд к небу, и синие глаза упирались в синь купола над головой с дерзким вызовом: словно он собирался прямо с помоста ринуться ввысь.
– Мирмидонцы отказываются идти на войну без
– Без кого? – спросил я.
Я знал: без кого.
–
– Кто –
Я знал: кто.
– Если я решусь убить
Всю оставшуюся дорогу к Скиросу он молчал. Молчал и я. Думал: смогу ли я прикончить Диомеда? – если аргосец посягнет на жизнь ребенка, за которого мне заплатят священной клятвой, ременными петлями моего будущего щита, залогом возвращения...
Ответы – убийцы вопросов.
...вот бывает так: один-единственный взгляд меж двоими ударит молнией, и сразу ясно – навсегда. Или друг друга в бою от смерти прикроют, или друг друга в кровной сваре зарежут.
Или-или.
Без недомолвок.
На подходах к острову кимба была видна издалека. Особенно – из дворца, каменной диадемой увенчавшего скалу над мысом. При желании и достаточной зоркости можно было разглядеть не только то, что в ладье – шесть человек, да еще лохматый пес, мирно дремлющий на тюках с товарами, но и то, что двое из шестерых – купцы-хозяева, а остальные – рабы, судя по коротким стрижкам. Косолапо переваливаясь на зыби, кимба двигалась к берегу, прямиком в бухточку с галечным пляжем. Сюда спускались высеченные в камне крутые ступени. Наверное, имелась возможность добраться ко дворцу и другим, более легким путем, но с этой стороны острова легких путей видно не было.
Наконец днище скрежетнуло по камням, ладья ткнулась носом в берег, и рабы поспешили втащить ее на пляж. Молодой плечистый купец-щеголь – хитон цвета луковой шелухи как нельзя лучше подходил к его рыжей шевелюре – задрал голову вверх. Минуту-другую, приставив ладонь козырьком, изучал нависшую над ним твердыню; наконец с сомнением поджал губы. Дескать, могут и взашей погнать. После чего, не тратя времени даром, принялся командовать. Рабы засуетились, второй из купцов щелкнул коротким бичом, и вот: на берегу развернулся настоящий рынок. Чистые полотна на песке, поверх разложены, манят взгляд женские украшения, гребни – медные, серебряные, черепаховые, из душистой магнолии; шкатулки, инкрустированные перламутром, флаконы из горного хрусталя с притираниями и благовониями... отрезы тканей, полированные зеркала из бронзы... 'веселые' светильнички, изображающие Приапа с тележкой, и еще множество всякой всячины.
Расчет оказался верен: покупатели не заставили себя ждать.
Вернее, покупательницы.
Многочисленные жены и дочери басилея Ликомеда, многие – с детьми и внуками на руках, потянулись на пляж. Еще бы! Когда скучища изо дня в день! – а заморские гости не балуют скироссцев приездами, да еще с товарами, перед которыми разве что богиня устоит. Двое дородных стражей, с неохотой спустившись вдогон женщинам, скучно оглядели торговцев. Не усмотрев ничего подозрительного, сели возле ступеней, прислонив к скале копья. Велено приглядывать – приглядываем, только блажь все это, кому оно надо?
Не Европы, не украдут...
Рядом мигом образовался один из купцов. Заговорщицки подмигнул: может, женам что нужно? невестам? подружкам?! Серьги там, ожерелье? Уступлю за полцены! Разглядеть хорошо бы? А как же! Разглядеть, лизнуть, пощупать... кстати, собак у вас держат? Породу улучшить не желаете – видали, какой кобель в ладье дрыхнет?! Не пес – дракон, сожрет, не поперхнется! И всего за безделицу... что? Подумать надо? Сразу видно серьезных людей! А для лучшего соображения отведайте глоток фасосского – я и сам горазд, да не пить же в одиночку: Дионис оскорбится, с ума сведет!
Стражи охотно согласились Диониса не оскорблять.
Тем временем рыжий успевал нахваливать товар, отшучиваться да сыпать прибаутками. Цен не заламывал, но и своего не упускал: сразу видать купеческую хватку! Женщины обступили выложенные сокровища, галдя чище стаи ворон зимой. Горластые тетки с пышными телесами, юные девицы, румяней зари, рабыни, исподтишка подмигивающие торговцам: есть, мол, чем расплатиться! пошли за камешек?! Под ногами шныряла детвора, норовя стянуть пустячок, и цепкий взгляд купца нет-нет, да и задерживался то на одном, то на другом ребенке. Хотя, казалось бы, до сосунков ли торговому гостю, если он не из подлого племени андраподистов[90]?
Припоздавшая девушка – тоже с сопливым дитятей на руках, сестрой или племянницей – все пыталась протиснуться к манящему изобилию. Но увлеченные торгом подруги сомкнули строй не хуже спартанских щитоносцев, и разорвать их ряды мог разве что Арей-Губитель, вздумай бог войны прицениться к черепаховому гребешку. Рыжий купец обернулся, встретился взглядом с девушкой – куда более рыжей, чем он сам, с червонным отливом...
