– Да ерунда... лук. Вот этот.
Далеко Разящий умолк. А я все не мог сообразить, чего он от меня ждет; пока не задохнулся от запоздалого озарения!
– Мой лук – лук Аполлона?!!
– Да, Одиссей. Один из его луков.
Рыжий мальчишка стоял, потрясенный.
Слова Далеко Разящего вились вокруг роем ос, пытаясь пробиться через броню беззвучия; миг, другой, и способность слышать вернулась к Одиссею:
– ...хвастаться! Не вздумай! Помянешь Отпирающего Двери всуе – возьмет да и явится за своим луком! Отберет!!! Если, конечно, не клялся водами Стикса...
Телемах, как всегда, разил без промаха. Ясное дело, Одиссей уже прикидывал, как похвастается Ментору с Эврилохом, как сдохнет от зависти трусишка-Антифат... а они не поверят!.. а он протянет руку и – р-раз! И они все тогда...
Увы.
Будущие лавры увяли в зародыше. Судьба зазнайки-Эврита вовсе не улыбалась сыну Лаэрта.
А Далеко Разящий еще подлил масла в огонь:
– Даже если Апполон не услышит, отец тебе точно стрелять запретит: мало ли что? Возьмет бог, прогневается...
– Прогневается? – в душу закралась тревога.
– А-а! – резко меняя тон, присвистнул Телемах. – Мы ж не будем хвастаться? Не будем! А лук ты по наследству получил, через третьи руки. Все честно, подарки не отдарки! – если кое-кто языком трепать не станет.
'Кое-кто' на всякий случай обиделся, но язык прикусил.
Зато на пастбищах удалось пострелять вволю. Эвмей с другими пастухами оставались к детским забавам равнодушными: стреляет наследник из лука, и пусть его. Дело полезное. В луках пастухи разбирались слабо: тот ли, другой... А Одиссея долго мучал один вопрос: если кто-нибудь заглянет в кладовку, когда они с Телемахом упражняются в стрельбе – окажется лук на месте? нет?!
Однако проверить это так и не пришлось. Не сложилось.
По сей день не сложилось.
– А почему ты тогда сам лук не достал? из кладовки? Мне рассказал-показал, а сам даже не попробовал!
– Это твой лук. Переданный по наследству. Без твоего разрешения он бы мне не дался. Его даже украсть нельзя – хозяин руку протянет...
– А что еще он может?!
Одиссею уже грезились чудеса и подвиги. Дядя Алким говорил: 'У людей нет шлемов-невидимок, крылатых коней-пегасов и адамантовых серпов, закаленных в крови Урана...' А у меня есть! Лук Аполлона! Значит, я – герой! И воевать могу по-геройски!
– Нежить отпугивать. У такого лучника руки светятся, если уметь правильно смотреть. А еще он может из хозяина раба сделать.
– Как из Эврита-Лучника?
– Не только...
Мне кажется, сейчас я понимаю тебя, мой загадочный друг. Лук и жизнь – одно. Слишком много для простого совпадения слов. Ты говорил мне: 'Отнять жизнь и подарить жизнь можно одной стрелой. А стрелы Аполлона и его сестры Артемиды-Девственницы только отнимают чужие жизни, ничего не даря взамен. Твой лук слишком долго пробыл в руках Феба[30]...'
Вещи несут на себе отпечатки прежних хозяев.
Оружие – вдвойне, втройне.
В особенности –
Берегись, Сердящий Богов! Иначе лук будет стрелять из тебя, стрелять тобой...
Антистрофа-II
Любовь стреляет на звук
В Гроте Наяд царила темень.
Привычным движением натянув тетиву, сын Лаэрта выдернул стрелу из кожаного колчана, возникшего вместе с луком и уже успевшего перекочевать за спину; после чего выжидательно замер. В ответ Далеко Разящий широко улыбнулся – к своему удивлению, Одиссей разглядел в темноте эту улыбку, словно она излучала свет. Наверное, лунный луч, отразившись от поверхности воды, упал на лицо Телемаха.
– Сейчас, сейчас...
И пришел напев.
На самом пределе слышимости.
