смешок вместо обычной укоризны.
Одиссей тоже рассмеялся в ответ:
– Ага. Остается второй способ. Но я не умею. Помоги!
– Маленький хозяин становится большим... Скоро ему не понадобится няня. Но пока я еще нужна. Нам надо выйти после полуночи, чтобы быть дома перед рассветом. Полагаю, мы подыщем в кладовых все, что потребуется.
– Нам надо выйти сейчас, – донеслось из тьмы, но недра шалаша здесь были ровным счетом ни при чем.
Рябой Эвмей беззвучно выступил вперед, расплескав мрак.
– Не надо домой, Эвриклея. Не надо домой, басиленок. Заметят; испортят весь праздник. Если мы выйдем сейчас, то успеем к Гроту Наяд так, чтобы после вернуться утром в дом Лаэрта.
– И попозже! – сообщили от костра грубым басом коровника Филойтия. – Чего являться на заре... не грабить, чай, придем? В самый разгар и ввалимся! Слышь, Рябой, там дня за три перед Фринихом 'Белоногий' причаливал... в дальних сундуках порыться надо!..
Еще два голоса от костра подтвердили вразнобой: мол, сундуки с 'Белоногого' – это да! пороемся, раз надо!
Дружки Филойтия всегда горой стояли за атамана-коровника.
И Одиссей вдруг почувствовал себя юным предводителем, ведущим в бой малочисленное, но сплоченное войско.
– А-а-ах!
– Вина! Фасийского вина мне! Подогретого!
– Итис! Итис первый! Хвала Итису!
– Мою победу я посвящаю прекрасной Марпессе, дочери басилея Лаэрта и мудрой Антиклеи, невесте богоравного Паламеда Навплида! Да будут дни ее...
– Лей, виночерпий, мой мальчик кудрявый!.. глаза твои томною негой...
– Выведите его, пусть проблюется!
– Ги-мен! Ги-ме-ней! Ги-мен!..
Глинобитный пол мегарона был залит вином и усеян объедками. До полудня оставалось еще время, но если начать с самого утра, то можно и до полудня успеть совершить круг возлияний, придремать у очага, а потом успеть заново осушить кубок в честь помолвки. Слуги сбивались с ног, разнося блюда с жарким, колбасами в меду, оладьями с тертым сыром; во дворе истошно визжали свиньи под ножом, вторя блеянью овец; быки умирали молча. Там же, во дворе, молодежь состязалась друг с другом: итакийцы и эвбейцы готовы были надорваться, лишь бы не посрамить честь родных островов. Взмывали в небо диски, а зачастую просто камни, борцы корячились, блестя натертыми маслом телами, всякий удар кулачных бойцов сопровождался воплями зрителей; сизоносый аэд терзал струны на кифаре, рассчитывая снискать великую славу в виде бараньей ляжки; кое-кто уже тискал податливых рабынек, завалив красотку в уголке – здесь тоже собирались зрители, делая ставки.
Посреди двора извивалась живая змея плясунов, возглавляемая неугомонным Эврилохом. С самого утра слуги выставили для всеобщего обозрения подарок от Навплия хозяину дома: дюжину критских лабрисс – двойных секир из черной бронзы, способных в умелых руках отсечь голову быку. Солнце играло в масляных лезвиях, бросая стрелы-зайчики в глаза любопытным; секирные рукояти торчали под одинаковым углом, полированной стеной, копейщиками в фаланге, и тяжкие кольца на рукоятях смотрели на ворота дюжиной глаз, ожидая: кто еще придет поздравить жениха с невестой?!
А между лабриссами истово плясали подростки, возложив руки на плечи идущего впереди.
– А-а-а-ах!!!
– Пищи откушайте нашей, друзья, на здоровье!..
– Слева! слева бей!..
– Ги-мен! Ги-ме-ней!
Казалось, взорвись сейчас двор Зевесовым перуном или содрогнись от удара трезубца Колебателя Земли – нет такого шума, который бы привлек внимание собравшихся в мегароне знатных гостей. Итакийские геронты, жених с невестой, родители молодых, дамат Алким, примостившийся в уголочке со своей больной ногой... здравицы, степенные пожелания долголетия и плодовитости, восхваления благородных предков, обеты по возвращении совершить жертвоприношение... обсуждение свадьбы на Эвбее... сетования басилея Лаэрта, кому дела мешают отплыть вместе с богоравным Навплием, дабы лично присутствовать на свадьбе...
Все прекрасно знали, что Паламеду вряд ли удастся насладиться девственностью невесты: старшенькая дочь Лаэрта и Антиклеи, прозванная Марпессой в честь этолийской наяды, к сожалению родителей, и норовом удалась в нимфу. Слаба была на передок. Бранили; запирали; даже поколачивали – без толку. Рябому Эвмею-свинопасу, и то, по слухам, не отказала! – впрочем, о таких подробностях жениху с его отцом знать незачем.
Да и не за девственностью эвбейцы приехали.
Дело с делом породниться решило.
– Слава богоравным басилеям Лаэрту и Навплию!
...тишина снаружи ударила по ушам стократ больнее перунов-трезубцев. Здравица сбилась, скомкалась; геронт подавился криком. То, что не мог сделать шум, сделала она, тишина, случайным чужаком явившись на помолвку.
