покровителя? где?!
Ночь на дворе, а он с глупостями...
На задворках сознания, пульсируя в висках, мягко похрустывала скорлупа моего
Черного ягненка Одиссей не то чтобы украл. Просто взял без спросу. В конце концов, это папино стадо? Папино! А он – папин сын и наследник. Значит, имеет полное право одолжить ягненка! для благого дела – жертвы богам!
Потом выпал черед отдубасить назойливого Эвмея: свинопас преисполнился счастьем и отстал без лишних вопросов. А няне – наврать про задание дамата Алкима. Вот, теперь шастай по острову, готовь очередное 'сражение'...
Сырые дрова шипели, ворчали, но Одиссей с усердием дул на тлеющие угли, совал огрызки коры – и пламя наконец занялось. Жалобно всхлипнул ягненок, встречая бронзу; и черная в предрассветных сумерках кровь брызнула в огонь. Лежавший рядом Аргус принюхался. Выжидательно покосился на хозяина: мол, закусим? Однако, не дождавшись ответа, положил башку на лапы: хозяину виднее. Хотя лично он, Аргус, на его месте...
Одиссей хорошо помнил, как обращался к богам папа, чествуя Глубокоуважаемых, но при этом избегая прямых имен: Зевс, Посейдон, Гера, Афина... Пышные гимны жрецов; униженные мольбы пахарей; велеречивые песни аэдов...
Не то!
У одних боги вызывают опаску и уважение. Другие тупо боятся, стараясь не гневить лишний раз. Третьи задабривают, лишь бы что-нибудь вымолить... Дурачье! Богов надо просто любить! – и ответом тебе будет любовь. Не молния, не тайная стрела – любовь, дружба, покровительство...
Старик в тени криво усмехнулся: а я о чем?!
У каждого истинного героя был свой бог-покровитель. Персею-Горгоноубийце помогал легконогий Гермий, Язону-Аргонавту – могучая Афина, Защитница Городов; Гераклу – его небесный отец... Так чем он, Одиссей, хуже? О нет, он не станет сердить покровителя, оправдывая имя! Он будет любить его, приносить жертвы – не забывая, конечно, остальных Глубокоуважаемых...
Кто ты, мой покровитель?
Назовись?!
Путь ляжет морем, по владениям Посейдона. Однако затем ждут земные дороги, где странников опекает Гермий, а гостей – сам Дий-Гостеприимец. Дальше: война, удел неистового Арея... Ведь покровитель должен стать для него, Одиссея,
Волоокая Гера? – но вспомним того же Геракла...
Артемида-Охотница? – этой мужчины вовсе безразличны.
Афина Паллада? – когда настоящий 'Арго' выходил из гавани, на его носу стояла статуя Афины...
И тут Одиссей ясно осознал: он выбрал! Афина-Дева, символ мудрости и справедливой войны – о, он сумеет полюбить богиню, как никто другой, он уже любит ее! Ниспошли удачу, великая! помоги, как помогала прежде Тидею-Нечестивцу, отцу Диомеда из Аргоса! Наверняка благосклонность твоя осенила и самого Диомеда – а ведь Одиссей направляется именно к нему! Лучшие друзья, побратимы, они будут биться плечом к плечу, вместе ворвутся в Семивратные Фивы – а если понадобится, Одиссей закроет Диомеда собой! Внемли же, богиня, сыну Лаэрта – он говорит правду, ибо слова эти идут из глубины сердца!
...пламя вспыхнуло ярче. Коснулось протянутых рук; но не обожгло. Лишь обдало пальцы ласковым теплом, чтобы почти сразу угаснуть. Порыв ветра взметнул золу – в носу засвербило, и знатный чих огласил притихшую Итаку.
Добрый знак?
Когда Одиссей отгребал от берега, туман слегка разошелся, и сын Лаэрта увидел на вершине Кораксова утеса женскую фигуру. Статную, высокую; больше ничего из-за тумана рассмотреть не удавалось.
'Эвриклея! Спохватилась-таки. Сейчас побежит к отцу, тот снарядит погоню...'
Юноша сильнее приналег на весла. Однако женщина стояла молча, не призывая блудного наследника вернуться. Наоборот, она растерянно оглядывалась вокруг, словно не понимала: где она и как здесь очутилась? Солнце, на миг пробив пелену, облило женщину с ног до головы расплавленным золотом, а когда Одиссей протер глаза – туман вновь сгустился, скрыв утес.
...плаванье – сплошная судорога бытия. Косой дождь насквозь прошивает, не разгоняя, гнусные клочья тумана. Время от времени приходится сушить весла и вычерпывать набирающуюся в 'Арго' воду. Потом налетает изрядный боковой ветер, и я совсем теряюсь.
В море.
В мире.
...убрал парус.
Аргус беспокойно оглядывается по сторонам, ворочается в поисках сухого места. Но не ропщет – так решил хозяин, живой бог.
Старик молча сидит на корме.
Несет на северо-восток.
...Волдыри на ладонях вздуваются, чтобы сразу лопнуть. Язвы саднит от соленой воды. Ветер разогнал
