- Парча и бархат красят. Если вас вывалять в грязи, покрыть слоем копоти и запекшейся крови, даже ваша небесная красота померкнет.
- Хотелось бы подробнее про «мою небесную красоту».
- Проще взять зеркало.
Чархан в очередной фигуре обвил рукой её талию:
- Ты можешь быть очаровательной, - прошептал он.
- Как вы любезны сегодня, - вернула комплимент Надежда. – Но ваши настроения столь переменчивы, что я, право, опасаюсь расслабляться.
- А кто просит? Следует доверять инстинктам, Джайна. Расслабляться с человек, подобным мне – непозволительная глупость.
Несколько мгновений они молчаливо кружились в танце.
- Я нравлюсь Вашему Величеству? – Неожиданно для себя спросила она.
- Да.
- Почему?
- Во-первых, потому что я тебя мало знаю.
Надежда не сдержала улыбки.
- Во-вторых?
- Во-вторых, ты молода и хороша собой.
- Есть ещё «и в третьих»?
- В-третьих, ты не похожа на женщин, с которыми я привык иметь дело. До сегодняшнего дня я не замечал за тобой попыток понравиться мне ли привлечь мое внимание. Судя по всему, тебя оно пугает?
- Немного.
- Почему?
- Вы для меня слишком красивы, богаты, наделены властью.
-Разве это плохо?
- В любой момент вы, ваше величество, легко можете заявить: «Я пошутил», и выбросить меня вон. А ведь к вам так легко привязаться.
- Ко мне? Или, может быть, к моей власти? Красоте? Искусству любить?
- В разве все это не есть вы? – Женщина пожала обнаженными, под вязью тонких кружев, плечами.
- Значит, ко мне легко привязаться? – Тихо переспросил Чархан. - А как же Сандар?
- Это другое.
- Поясните, пожалуйста. Очень любопытно.
- Сандар – он как хлеб. Как вода. Как воздух.
- А – я?
- Вы мужчина, о которых женщины предпочитают мечтать, никогда их не встречая.
- Почему?
- Потому что способны разбить сердце. Вы так ярки, многогранны, темны. Пока вы рядом, жизнь будет вращаться с неистовой скоростью, но когда вы уйдете, мир станет скучным и плоским. А уйдете вы рано или поздно несомненно - удержать вас надолго невозможно.
- Джайна, мне чертовски нравится мой портрет в вашем исполнении. Значит, я все таки нравлюсь вам?
- Вы меня завораживаете. Как взгляд змеи, надвигающаяся гроза или лава. Все это смертельно. Но ведь никто не станет отрицать, - прекрасно?
- Выходит, Сандар для тебя - дом, белый штакетник и яркие подсолнухи, над которыми поют птицы?
Неуместный вопрос сорвался с Надежды губ не вовремя и неожиданно:
- Вы отдадите меня Темным, ваше величество?
Лицо, почти дышащее нежностью, застыло в маску, под которой легко угадывался сдерживаемый гнев. Пальцы сжались на её запястьях так сильно, что кожа засаднила от ногтей.
- Откуда ты знаешь? – прошипел Чархан.
- Не важно! Я…я не могу винить вас за принятое решение, - моя жизнь не сопоставима с жизнью целого города! Но…мне страшно.
Чархан криво усмехнулся.
- А почему ты думаешь, что Темные убьют тебя? Столь ценные вещи никто ломать не станет.
Склонившись в нарочито низком поклоне, Чархан коснулся губами руки партнерши. Перед тем как удалиться, он одарил её ещё одной обаятельной улыбкой. Фигура средь людской толпы словно растворялась, тая.
Странное неприятное ощущение шевельнулось в груди.
- Можно пригласить тебя на танец?
Сандар по контрасту с Чарханом выглядел широким и мощным, напоминая вставшего на задние лапы медведя-гризли. Широкое волевое лицо, крупный нос, губы, бритый затылок – все в нем дышало простотой и мужеством. Но для Надежды выглядело настоящим, не то, что рисовано-чеканные черты короля.
- Конечно, можно, - тонкая девичья рука невесомо легла на широкие плечи воина.
На дворцовом паркете его массивная фигура смотрелась не уместно: обманчиво угловато и неповоротливо. Но танцевал Сандар хорошо. Вместе они составляли красивую контрастную пару: красота и сила.
Обнимающие руки дарили тепло, в котором хотелось раствориться.
- Жаль, что тебе приходится существовать в этом гадюшнике, - тихо проговорил Сандар. – Это никому не идет на пользу. Впереди очень тяжелые времена, девочка. Просто знай, чтобы не случилось, ты можешь на меня рассчитывать.
Надежда пытливо заглянула в глаза цвета надвигающейся бури.
- Не думаю, что Антриде это понравится.
- Она поймет.
- Есть вещи, которые мы, может быть, и понимаем, но не примем никогда, – возразила Надежда.
По широкому узловатому львиному лбу пролегли глубокие морщинки:
- Что ты хочешь этим сказать?
Опустив голову ему на плечо, Надежда почувствовала колкость материи, под которой угадывались тугие, витые, словно канаты, твердые мышцы.
- Я знаю, - ты человек чести и никогда не оставишь нуждающихся или доверившихся тебе.
Взгляд цеплялся за намечающуюся щетину. За тонкий, едва заметный шрам над крупными, изогнутыми, словно лук, губами.
- Нравится мое платье? – игриво спросила Надежда.
- Красивое, - кивнул Сандар.
- Ты не очень-то щедр на комплименты, - разочарованно вздохнула она.
- Извини, Джайна, но я не придворный шелкопер. Говорить цветистыми фразами не мастак.
- Жаль.
- Мне иногда тоже, - улыбнулся мужчина. Улыбка получилась открытой и светлой. – Особенно сожалеть приходилось по молодости лет. Вы, женщины, падки на сладкие слова, как пчелы на сахар. Так что самые красивые девушки мне никогда не доставались.
- А ты, значит, любил приударить за девушками? - лукаво блеснула она глазами.
- Салаги всегда мечтают о том, чтобы баб было непременно побольше. Да желательно, посговорчивее. Для нормального мужика мерилом успеха женщина остается навсегда. Только вот по молодости считаешь трофеи, как убитые звериные тушки. А с возрастом хочется, чтобы, где бы жизнь тебя не носила, ты мог вернуться к горящему огню, около которого вкусно пахнет пирогами. И чтобы тебя ждала она: верная и честная подруга, что как клинок, защищает не тело, а душу. Это и есть любовь, Джайна, - как я её понимаю.
- Я знаю множество мужчин, для которых количество и молодость их подруг навсегда остается
