— Что значит — «стоит»?
— С финансовой точки зрения.
— Черт, что же вы сразу не сказали? — Пакетт встал. — Рей, постереги мое место. Если через десять минут не вернусь, звони девять-один-один.
На противоположной стороне улицы стоял черный микроавтобус с тонированными стеклами, так что разглядеть пассажиров было невозможно. Нью-йоркские номерные знаки, как заметил Пакетт, принадлежали водителю-инвалиду.
— Что за хреновина? — удивился он. — «Скорая»? Спутник толкнул в сторону одну из боковых дверных панелей и жестом пригласил Пакетта.
Пакетт наклонился и заглянул внутрь. Там оказалось темно и, насколько он мог различить, пусто. Без всякого явного повода Ржавый ощутил холодок страха.
— Не пойдет, — уперся он.
— Господин Пакетт…
— Слушай, Ганс, я не знаю, кто там, не знаю тебя, не знаю ничего. Зато я знаю, что туда не собираюсь. Пусть он сам выйдет.
— Я же сказал вам…
— Мне плевать. Хочешь говорить о деле, давай говорить на свежем воздухе. Конец связи.
— Извините, — вздохнул человек.
— Чего уж там…
Пакетт не заметил движения рук сопровождающего, но внезапно его обхватили, ноги оторвались от земли, и он почувствовал, что летит в темное нутро машины. Он ударился о ковровое покрытие пола и лежал, потрясенный, слушая, как закрывается дверь, заводится двигатель, и ощущая, что микроавтобус отъезжает.
39
Чейс вытащил последний лист из аппарата факсимильной связи, быстро прочитал.
— Еще один «оид», — с отвращением сказал он.
— Какой теперь? — спросил Длинный.
— Элазмобранхоид. То есть имеющий черты пластиножаберных рыб. — Чейс бросил бумагу на стол. — Некоторые из этих парней, должно быть, получили ученые степени за умение прикрывать собственную задницу. Они просто гениальны в увязывании предположений, которые отлично звучат и совершенно бессмысленны.
За последние сорок восемь часов Чейс связался по факсу со всеми океанологами, которых знал, разослал фотокопии сделанных «поляроидом» снимков стальных зубов и следов когтей на мертвых животных, описал каждое происшествие, случившееся после обнаружения братьев Беллами, и просил высказать мнения — догадки, умозаключения, что угодно (он обещал не разглашать их) — о том, с каким созданием они имеют дело.
Те несколько человек, что соблаговолили ответить, оказались в своих текстах весьма неопределенны и осторожны. Никто не решился указать какое-то конкретное животное, все страховались, пристегивая к предположениям суффикс «-оид» и ничего не добавив к уже уясненному Чейсом.
— Так что теперь, — продолжал он, — у нас есть «кархариноид» — значит, возможно, какая-то акула; «ихтиоид» — возможно, рыба; «пантероид» — возможно, мореходный лев или тигр; а также «элазмобранхоид». — С минуту он тупо смотрел на кипу факсимильных копий, потом перелистал ее и вытащил одну. — Ты знаешь, что, на мой вкус, содержит хоть какой-то смысл? Вот, от криптозоологов.
— Ребят, которые занимаются морскими чудовищами? — уточнил Длинный. — Но они же…
— Чокнутые. Я знаю. Лжеученые, никто не принимает их всерьез. Но только у них хватило ума использовать тот «оид», который мне годится: «гуманоид».
— Послушай, Саймон, — покачал головой Длинный, — ты знаешь факты лучше меня. Тварь, убившая морского льва, находилась по крайней мере в двухстах футах под водой; пузырей на пленке не видно, значит, она не пользовалась аквалангом. А без акваланга никто не опустится на двести футов — во всяком случае, не на такое долгое время, чтобы убить и съесть морского льва.
— Я не сказал, что это человек, я сказал, что это может быть гуманоид… Что-то человеческое… человекоподобное… Черт, да я сам не знаю.
— Ты начинаешь своими разговорами напоминать Пакетта. Его, кстати, нашли?
— Нет, он пропал, исчез, никто не…
Зазвонил телефон, и Чейс снял трубку. Он вздохнул, прикрыл ладонью микрофон, произнес: «Гибсон», потом закрыл глаза, откинулся в кресле и стал слушать причитания полицейского: расходы у того превысили все мыслимые размеры; он гоняет свои лодки двадцать четыре часа в сутки, личный состав дежурит по две смены; за ним охотится пресса; статья в «Кроникл» под заголовком «Чудовище сожрало сторожевого пса», где Нейт Грин провел параллель с неразгаданными смертями братьев Беллами и Бобби Тобина, собрала репортеров из всех информационных агентств страны; некий продюсер собрался делать телефильм «Демон из глубины»; от звонков торговцев недвижимостью, владельцев ресторанов и прочих мирных обывателей телефоны в отделе полиции светятся не хуже рождественской елки.
Как обычно, хныканье Гибсона заключало вопрос с оттенком обвинения: Чейс считается тут самым башковитым ученым парнем, так что же он намерен делать в связи с происходящим?
— А каких действий ты от меня ждешь? — спросил Чейс, когда Гибсон закончил. — Чтобы я обошел великий океан на своей маленькой лодке? Но я даже не знаю, что должен искать. Ребята из лаборатории подготовили анализ слизи, которую нашли на полу в гараже?
— И да и нет, — ответил Гибсон. — Думаю, они зарыли головы в песок. Я сказал, что не слезу с них, пока не получу окончательные результаты анализа по ДНК.
— Почему? Что они полагают?
— Они говорят, это выделения какого-то млекопитающего.
— Какого?
— Они считают… — Гибсон колебался, словно не решаясь выразить информацию словами. — Они говорят, похоже, что это выделения человека. О боже, Саймон…
Чейс повесил трубку, встал и спросил Длинного:
— Где наш местный специалист по млекопитающим?
— Где обычно, внизу с детьми и морскими львами.
Спускаясь с холма, Чейс и Длинный увидели Макса и Элизабет, игравших в бассейне с морскими львами; Аманда наблюдала за компанией с бетонного бортика.
Страх у морских львов все увеличивался: Аманда утверждала, что они стали болезненно нервными. Животные избегали воды — любой, не только морской. В течение двух дней они отказывались войти в бассейн по команде хозяйки.
В отчаянии Аманда позвонила во Флориду коллеге, работавшему с дельфинами, и выяснила, что разумные млекопитающие чрезвычайно хорошо реагируют на детей, особенно на не вполне здоровых: они, очевидно, вступают с ними в какую-то необъяснимую, вероятно парапсихологическую, связь. Аманда попросила Элизабет помочь ей в опытах, и результаты оказались изумительными.
Когда животные уже не подчинялись Аманде напрямую, они позволяли Элизабет приближаться, гладить их и каким-то образом уговорить войти за ней в воду, чтобы играть с ней и с Максом.
Аманду так увлек успех эксперимента, что она передавала через Элизабет все новые и новые указания и убеждала девочку ставить перед зверями собственные задачи, пытаясь раздвинуть пределы межвидового общения.
Услышав, что подошли Чейс с Длинным, Аманда показала на детей и морских львов и заметила:
— Это какое-то чудо.
— Мне бы нужно поговорить с вами пару минут, — попросил Чейс. — Речь идет о лабораторных
