испытующий взгляд на сидевшего за столом Владимира.
– Нет, вы все-таки пришельцы в нашем мире, – произнесла она, и в ее тоне все меньше было от игры. Она говорила все серьезнее и серьезнее.
– Это хорошо или плохо? – спросил Владимир, почти сдавшись.
– Не знаю. Все зависит от того, что вы можете и что намерены сделать. Хорошо, если можете, намерены и сделаете.
– Поясни, а то туманно как-то.
– У Стругацких есть герой – Румата. Он все комплексовал по поводу того, что нельзя лишать людей их истории. Если перетащить их сразу в будущее, они лишатся очень многого. То есть они должны пройти свой путь. До конца. Может, и нам стоит дать возможность?
– А если этот самый Румата видит, что этот путь упирается в гибель всей цивилизации? Что он должен делать?
– Что-то вы на спасательную команду для этого мира не тянете… хоть все и такие крутые, – усмехнулась Марина.
– Да. Нам бы самим выбраться… Но моральный выбор был и есть всегда. И для румат, и для людей, и для общества.
– Ты хочешь сказать, что вы делаете то, что делаете, по моральному выбору?
– Да.
– И когда вы сделали его?
Владимир понял, что за него вывод и признание сделала сама Марина. Это было понятно по интонациям, которые звучали в ее речи. Все-таки сестру он очень хорошо знал. И знал, когда она играет, а когда говорит серьезно. Сейчас она говорила серьезно. А значит, игра закончилась. Его и их «вычислили».
– Сразу же, как только поняли, куда попали, – тоже очень серьезно ответил Владимир.
– А вы подумали, что эта ваша деятельность может оказаться не нужной нам? – строго спросила Марина.
– Нужно или не нужно – результат мотивации. А эта мотивация может быть навязана.
– Ты хочешь сказать, что вы хотите навязать нам другой выбор и другую мотивацию?
– Я хотел сказать, что ВАМ ВСЕМ была НАВЯЗАНА иная мотивация и иные цели. Так же как ретровирус навязывает иные цели той клетке, в которую попал. Ту цель, в которой он размножается, а клетка гибнет. Так если эта цель и мотивация – мотивация гибели – ВАМ НАВЯЗАНА, то имеем ли мы лично, – Владимир сделал небольшую паузу, акцентируя внимание на последнем, – моральное право хотя бы ПОПЫТАТЬСЯ ее разрушить?
– Разрушить мотивацию… серьезный замах!
– Не мы одни пытаемся это сделать, и это во-первых. Во-вторых, мотивация, ведущая вас к гибели, по сути, лишает вас любого приемлемого выбора вне коридора, ведущего к гибели. А это значит, что любая сила, которая разрушит эту мотивацию, даст обществу право выбирать свой, я подчеркиваю, СВОЙ ПУТЬ!
– Но ведь мы и так все рано или поздно умрем… И общества тоже умирают.
– А вот это уже в тебе говорит навязанный выбор.
– Выбор между жизнью и смертью…
– Да. Вам навязали путь к смерти. Навязала цивилизация, уже находящаяся в четверти шага от собственной смерти. Мы не можем этому не воспротивиться, так как в нашей философии – философия Жизни прописана крупными буквами.
– Таким образом, вы не могли не вмешаться.
– Именно так!
– Да уж, господа прогрессоры… Но тогда вопрос: а что бы вы делали, если бы попали в тридцатые годы?
– Помогали бы стране готовиться к войне.
– А в начало века?
– Готовили бы революцию.
– А в Средние века?
– Помогали бы ТОМУ обществу с минимальными потерями и в кратчайшие сроки пройти свой путь.
– Это ваш моральный выбор?
– Да. Выбор Жизни. И всякие рассуждения – оставить общество для «заимения опыта на своем пути» и
– Знакомые речи… у нас тут тоже перед девяностыми годами говорили о порочности «своего пути», и что чужой, заемный опыт лучше.
– Эти речи заставили вас отказаться от вполне конкретного выбора. Они не более чем инструмент в чьих-то руках. Вас заставили отказаться от действительно лучшего
– Но тогда что главное?
– Жизнь!
Марина с сомнением покачала головой:
– Туманно как-то… «Жизнь».
– А что тут туманного? – хмыкнул Владимир. – Предотвратить массовую гибель людей, это разве не очевидно? Сделать жизнь людей лучше, справедливее, гармоничнее, это разве не Добро? И для отдельно взятого человека, и для всех людей в целом. К тому же посмотри на тот выбор, что вам подсунули, и ответь на вопрос: ради чего вы все тут живете?
Марина поежилась. Видно, она тоже задавала себе этот вопрос, и не раз. И ответ ей тоже не нравился.
– Многие ныне живут для того, чтобы добыть как можно больше денег…
– А для чего им эти деньги?
– Для того чтобы потреблять.
– То есть они живут для того, чтобы ЖРАТЬ, а мы потребляем для того, чтобы Жить.
– Но тогда остается открытым вопрос: для чего жить?
– Правильно! Потому что в этом навязанном выборе вам навязана цель жрать, и вы и не можете решить главного вопроса. В принципе не можете. Потому что жратва и шмотки закрыли от вас сам вопрос.
– Так в чем этот ответ?
– Чтобы понять, его нужно сначала отказаться от пути Запада.
– Ты уходишь от ответа, – улыбнулась Марина.
– Нет, не ухожу, ибо это часть ответа.
– Так в чем же полный ответ?
Владимир надолго задумался.
– Не знаю, будет ли он тебе понятен. Но я нашел для этого только одну метафору. Для нас, людей, прошедших через Скачок, ответ очевиден и прост… да и содержался он в твоей реплике, – Владимир усмехнулся, но тут же снова стал серьезным. – Стать богами!
– Вот эту грязь и мерзость сделать богами?! – Марина указала за окно, имея в виду все то общество, в котором она жила. Скепсис и отвращение к людям, живущим в городе за окном, в ее словах сквозили слишком явно.
– Для того чтобы стать богами, как раз и нужно в первую очередь отмыть людей от этой мерзости и грязи.
– И вы, прогрессоры, хотите их отмыть? – с великим сомнением спросила Марина.
– Нет, – последовал обескураживающий ответ.
– Так что же вы реально хотите?! – изумилась она.
– Дать им мыло и научить им пользоваться! – серьезно, но вместе с тем весело заявил Владимир.
– Ты хочешь сказать, что социализм был этим самым мылом?
