которую он едва знает, в церковь ночью… что ж, это представляется мне не слишком ответственным. Вы уверены в том, что он действительно хотел от вас этого?
Джиллиан передернула плечами.
– Мужчина есть мужчина, – сказала она. – Он может носить стоячий воротник, но в штанах у него все равно «это».
Эви снова взяла стакан. Он был пуст.
– Простите, – сказала она, когда смогла совладать со своим голосом. – Вы, вероятно, подумали, что я вмешиваюсь не в свое дело. Если вы не готовы говорить об этом, это нормально. Вы по-прежнему хорошо спите?
– Вы считаете, что викария не может заинтересовать такая, как я? – спросила Джиллиан.
Казалось, выражение ее лица стало жестче. И выбранная ею помада выглядела сейчас слишком темной.
– Нет, я совсем не это имела в виду.
– Тогда почему он поцеловал меня?
Эви набрала побольше воздуха.
– Джиллиан, единственное, что меня волнует, – это готовы ли вы к новым отношениям. Эмоционально вы перенесли очень серьезную травму.
Так он поцеловал ее?
Джиллиан снова сжалась в кресле. Ее кожа, которая выглядела намного лучше, чем когда Эви увидела ее впервые, порозовела. Она смущенно опустила сияющие глаза.
– Он вам на самом деле нравится? – тихо спросила Эви.
Джиллиан кивнула, не поднимая головы.
– Это звучит глупо, – сказала она, обращаясь к коврику под ногами, – потому что я почти не знаю его, но мне кажется, что он волнует меня. Когда я зашла в церковь, он сидел на передней скамье. Я подошла, села рядом с ним и положила руку на его ладонь. Он не отстранился. Он сказал, что ему очень жаль, что так случилось, что все это должно быть просто ужасно для меня после всего, через что я прошла.
– Похоже, что это было довольно тяжело для всех, – сказала Эви.
До конца сеанса оставалось еще десять минут. Крошечный отрезок времени в большом хитросплетении вещей. И одновременно очень долгий, когда речь идет о мучительной картине, которая сейчас стояла перед ее глазами: Гарри и эта девушка держатся за руки в тусклом освещении церкви.
– Казалось, у него есть связь со Всевышним, – продолжала Джиллиан. – Я чувствовала, что должна что-то сказать. Поэтому я задала вопрос, который хотела задать еще когда в первый раз встретила его. Как Бог может допускать, чтобы ужасные вещи случались с такими невинными людьми, как Хейли? И с Милли тоже – до этого было совсем немного. Если он такой всемогущий, как об этом все говорят, почему все это происходит?
И со мной, подумала Эви. Какая из частей Его великого плана сделала меня калекой? Какая из частей Его плана увела от меня Гарри как раз тогда, когда… Меньше десяти минут назад.
– И что же он сказал?
– Он начал приводить мне слова из своей проповеди. Он часто это делает, я уже заметила. Невероятная память. Что-то насчет того, что у Иисуса нет других рук и ног, кроме…
– Кроме наших, – через мгновение закончила за нее Эви.
– Вот именно. Вы тоже это знаете?
– Я воспитывалась в католической семье, – сказала Эви. – Эта проповедь была написана святой Терезой в шестнадцатом веке. «У Христа на земле сейчас нет другого тела, кроме нашего, нет других рук, кроме наших, других ног, кроме наших…» Это означает, что все, происходящее на земле, – все хорошее, так же как и все плохое, – делается нами самими.
– Да, именно так Гарри и сказал, – откликнулась Джиллиан. – Он сказал, что все зависит от нас. Он уверен, что у Господа нашего есть свой великий план, но план этот составлен только в общих чертах, и уже от нас зависит, какими деталями и подробностями мы его наполним.
– Он рассуждает мудро, этот ваш Гарри, – сказала Эви.
Как странно… Они ведь встретились всего дважды. И нет никаких оснований – ну абсолютно никаких! – чтобы в животе появилась вот такая свинцовая тяжесть.
– Вот и я так думаю, – сказала Джиллиан. – В воскресенье я пойду в церковь. Первый раз за много лет. – Она повернулась и посмотрела на часы на стене. – Мне нужно идти, – заявила она. – Я обещала прийти к нему в полдень. Буду помогать украшать церковь. Спасибо, Эви, встретимся на следующей неделе.
Джиллиан поднялась и вышла из комнаты. До конца сеанса оставалось еще восемь минут, но, похоже, в Эви она больше не нуждается. Да и зачем она ей теперь? У нее есть Гарри.
10
3 октября
– Ассистент главного арбитра поднимает табличку, и до конца решающего противостояния лидеров турнирной таблицы остается всего три минуты добавленного времени. Мяч переходит к Брауну, тот разворачивается и пасует молодому дебютанту «Ивуда» Флетчеру… Флетчер… Мяч по-прежнему у Флетчера… он поднимает глаза… можно отдать Грину… но… мне кажется, он берет игру на себя… ГОЛ!
Том скромно машет рукой болельщикам, направляясь к центру поля, где после гола будет вводиться в игру мяч. Остается меньше минуты дополнительного времени, и победа, как говорится, у них в кармане. Один из игроков поворачивается к нему.
– Томми… – шепчет он.
Том мгновенно проснулся. Но уже не как новый звездный нападающий, который привел свою любимую футбольную команду к победе. А просто как десятилетний мальчик, Том Флетчер, который среди ночи спит в собственной кровати. С большой проблемой на руках.
Над торфяниками завывал ветер. Том слышал, как он свистит, заставляя дрожать стекла в оконных рамах. Он лежал, не смея шевельнуться, натянув стеганое одеяло до самых ушей. К ветру он уже привык. Когда ближе к ночи их дом успокаивался, в трубах слышалось какое-то странное бульканье. К этому он тоже уже привык. В метре под ним мерно дышал Джо. Все нормально.
Если не считать того, что в комнате кроме них есть кто-то еще. Этот «кто-то» сидел в ногах его кровати и только что потянул за одеяло.
Полностью проснувшись, Том боялся пошевелиться. Это сдернутое одеяло могло быть частью сна, ему просто нужно полежать неподвижно и убедиться, что такого больше не повторится. Он подождал секунд десять-двадцать и понял, что сдерживает дыхание и дышит так тихо, как только можно. А еще через мгновение услышал, как рядом с ним вдохнул воздух кто-то другой.
Он по-прежнему не смел пошевелиться. Он мог слышать собственное дыхание или дыхание Джо, это вполне вероятно.
Одеяло сдвинулось, открыв его лицо. Том почувствовал, как ночной воздух касается его щеки и левого уха. На нижней кровати что-то пробормотал во сне Джо, какое-то невнятное слово, похожее на «мамочка», а потом тихий стон.
– Томми… – позвал его голос Джо.
Только Джо сейчас спит.
– Томми…
А это уже голос мамы. Но мама никогда бы не стала пугать его.
Глаза Тома были открыты. Почему так темно? Ночник, который оставляли на случай, если кому-то из детей нужно будет встать, был выключен, и в комнате было темнее, чем обычно. Мебель, разбросанные по полу игрушки – все превратилось просто в чуть более густые тени. Впрочем, это были знакомые тени, те, к которым он привык и которые ожидал увидеть. Единственная тень, которую он увидеть не ожидал, находилась в ногах его кровати.
Что бы это ни было, но сидело оно вполне смирно, хотя и дышало, – он видел, как приподнимаются его плечи. Том видел контур головы и два крошечных огонька света, которые могли быть – да и почти наверняка были – глазами. Тень смотрела на него.
Секунду он был не в состоянии пошевелиться. Потом вообще был не в состоянии сделать хоть что-