— На! — Пузырь разом проглотил всю горсть и показал Обжоре фигу.
— У-у, сволочь толстозадая! — обругал его Обжора.
Ягоды оказались очень сладкими. Мы с удовольствием ели эти синие пуговки с куста, закрывавшего нас от все еще знойного солнца. Многие ягоды были поклеваны дроздами.
— Вот паразиты! — негодовал Обжора. — И откуда только они берутся?
Ежевичник тянулся до самой оливковой рощи, хотя ягод было мало — какие уже обобрали, какие сами сгнили, — дело-то к поздней осени шло. Все собранные ягоды мы высыпали на предварительно очищенный от грязи камень.
— Навались! — крикнул Обжора, потирая руки.
— А других, значит, ждать незачем?! — напустился на него Тури. — Ну и собака, же ты!
— Эй, Агриппино, Карлик, Тутy! — позвал я.
Издалека донесся приглушенный голос.
— Где вас черти носят?!
Наконец мы их дождались: они шли от речки с целым ворохом колосьев.
— Между прочим, Зануда там, в пещере, — сообщил Карлик. — Всё псалмы поет.
— Ну да? — вскинулся Чернявый.
— Черт побери, может, сначала все-таки поедим! — разъярился Обжора.
Мы стали лущить колосья: зерна были твердые как камень.
— Да что я, осел, чтоб эту дрянь жевать? — возмутился Пузырь.
— Надо их испечь на костре, — подал совет Тури.
— А как? Спичек-то у нас нету.
Агриппино, крестьянский сын, и тут нашел выход: насобирал веток, сухой травы, взял два гладких камня и с силой потер их друг о друга. Мой брат стал смеяться. Обжора тоже было заулыбался, но зверское урчание в желудке заставило его скривить морду и ударить себя по животу кулаком.
— Надо же, я такого отродясь не видал! — удивлялся Тури.
— Ну еще бы! — поддел его Пузырь. — Ты же ни одной книги отродясь не прочел и потому не знаешь, что в каменном веке у людей спичек не было.
От напряжения на шее у Агриппино вздулись вены. Старался он не зря: из камней наконец посыпались искры, сперва сверкнули и погасли, но потом ветки занялись, по ним будто прошли оранжевые иголочки, и сухие листья вспыхнули.
— Горит, горит! — завопили мы.
— Наш огонь, наш, мы сами его добыли! — захлебывались от радости Пузырь и мой брат.
Мы ссыпали зерна в крохотный костерок, и они сначала светились, словно кораллы, а затем с треском лопались.
— Хлебушком пахнет! — расчувствовался Обжора.
И правда, когда Агриппино подал нам испеченные и очищенные от золы зерна, на нас дохнуло свежим хлебом. Наслаждаясь этим запахом, мы дули на горячие зернышки.
Чернявый приосанился и, по своему обыкновению, понес околесицу:
— Горе тому, кто прикоснется к моему жареному барашку! — Он царственным жестом взял горсть зерен и отправил в рот. — Ох, простите, я ошибся, это был жареный фазан. А вам я оставляю цыплят, куропаток и перепелок.
Обжора, не слушая его, греб себе в рот горстями — и так бы все один и сожрал, если бы Тури и я не вдарили ему по рукам. До чего же вкусное было это зерно, будто медом помазано.
— А я ем мясо жар-птицы! — объявил Пузырь.
— А я — свиную печенку, обжаренную на угольях, — сказал Кармело: кто-кто, а уж он-то, как сын мясника, в мясных блюдах знал толк.
— А я выбираю жир, как дон Микеле Риццо, — возразил Карлик.
— А я говорю — фазаны! — настаивал Чернявый. — Вы что, по запаху не чувствуете?
— Нет-нет, куриные жопки, обжаренные на оливковом масле! — выдал свою версию Золотничок.
После мясных блюд мы перешли к десерту. Скоро и руки, и рожи у нас были в лиловых пятнах от спелой ежевики. Жаль только, что досталось нам маловато. Я медленно, чтобы продлить удовольствие, клал в рот ягодку за ягодкой.
— Ах, такого инжира нет даже в роще дона Якопо Алоизи! — снова стал дурачиться Чернявый.
На это мы ответили шквалом восклицаний.
— Не инжир, а ананасы! — заявил чересчур грамотный Пузырь.
— Это что еще за звери такие?
— Послушайте меня, это персики!
— Нет, это сладкие трубочки!
— А по мне, так виноград из королевского сада!
— Да ты что, это мед, который пчелы собрали специально для нас.
— Нет, золотистый рис прямо из Китая!
— Врете вы всё, это семена лотоса!
— Да, семена лотоса!
— Свежие дыни! Свежие дыни! Покупайте!
— Мандарины из Скордии!
— Мед, мандарины, виноград, малина!
Мой брат, коверкавший все слова на свете, даже свое имя, выкрикнул:
— Малиновиноградомандариномеды!
Пир наш закончился. Конечно, досыта мы не наелись, зато повеселились на славу.
— Так, а теперь пошли к Зануде в гости, — сказал неугомонный Золотничок.
Тури воспротивился:
— Заладил: Зануда, Зануда! Большая радость — глазеть на этого душегуба!
Но мы его не послушали и отправились навстречу нашей судьбе. По обеим сторонам дороги белели известняковые холмы; мы знали, что за ними течет ручей. Карлик по дороге рассказал, что у пещеры видел еще троих — Громилу, Щегла и Хитрюгу.
— С тех пор как американцы их вытурили из сарая на окраине, они все время шьются с Занудой в той пещере.
Тури снова попытался нас отговорить. Но Чернявый в мгновение ока очутился на скале и взмахом руки позвал нас за собой.
Мы так ловко лазать по горам не умели и потому ползли на карачках, поминутно рискуя сорваться в пропасть.
Наконец мы все же добрались до Чернявого, и он велел нам спрятаться в кустах. Оттуда был хорошо виден вход в пещеру; мы даже различили какое-то глухое бормотание.
— Это он, Зануда, — уверенно заявил Карлик.
Бормотание перешло в жалобные стоны, конечно, слов разобрать было нельзя, ведь звуки доносились, можно сказать, из-под земли.
Сверху просматривалась вся долина, изрезанная скалами.
Немного спустя из пещеры вышел Джованни: он нес на доске мертвого кота, освещенного целой сотней спичек.
— Ох уж мне этот Зануда, могила его исправит! — проворчал Пузырь, который раньше входил в его банду.
А Обжора изо всех сил удерживался от смеха, чтобы не выдать нас.
Эти полоумные могильщики — иначе их и не назовешь, — совершив обряд погребения, вернулись в пещеру. И вновь зазвучал заунывный хор голосов. Даже когда все смолкло, он эхом отдавался у нас в ушах.
На берегу Фьюмекальдо в этот час не было ни души.
— Ну что? — спросил мой брат, повернувшись к Тури.
— Давайте его разыграем, — предложил Золотничок. — Чтоб он со страху в штаны наделал.
— Бросьте, — удерживал нас Тури. — Опять до драки дойдет, как в прошлый раз.
