А еще у нас была песня. Она преследовала нас постоянно, она стала чем-то вроде гимна нашим полным абсурда, но очень нежным отношениям. Под неё я признался, что люблю. Под нее мы впервые занялись сексом. Под нее мы ехали на «скорой» в больницу, когда я отравился грибами, а ты пела, чтобы мне не было так больно. Она и сейчас звучит в моей голове каждый раз, когда я вспоминаю тебя. Когда думаю о том, что за недолгое счастье порой приходится расплачиваться всю жизнь. Когда кричу и маюсь по ночам.
Я любил тебя. Нет, не так. Я любил всех женщин, с которыми спал. Чувство, которое я испытывал к тебе, нельзя вместить в это избитое слово. Я не мог без тебя заснуть — без твоей головы, легко опустившейся на мою грудь, и без руки, трогательно и всенепременно сжимающей мой палец. Я не мог без тебя дышать — в этом просто не было смысла.
Ты называла меня своим капитаном.
А я тебя любил.
Я болтаюсь по ночному городу. Иду неровной, раскачивающейся походкой, царапая землю внутренней стороной ботинок.
Я — в говно.
Я подчеркнуто аккуратно обхожу стороной те немногие лужи, которые способен заметить. Я ужасно лиричен и задумчив. Я думаю о многих вещах сразу и при этом умудряюсь тихонько напевать. В голове у меня приятная каша.
— Невесте графа де ля Фер… попробовать, что ли, смешать его с яблочным соком? Эээх… Ай… Нет, так больше повторяться не может. Завтра же…
На улицах никого нет, и только на автобусных остановках боязливо ютятся какие-то невнятные личности. Три часа ночи. Глухая темень. Черная разлапистая клякса неба.
— Молодой человек, разрешите позвонить с вашего телефона?
Старательно фокусирую глаза на мутной фигуре впереди. Молодая девушка, глаза красные, зареванные. Белая куртка, темные волосы.
Красавица.
— Маме плохо, нужно «скорую» вызвать… Помогите, пожалуйста!
Еще секунду колеблюсь. Я, как и Галилей, техникой дорожу.
— Ну, пожалуйста!..
Я сдаюсь. Я даю девушке телефон, она набирает номер и быстрыми шагами отходит в сторону. Слишком быстрыми. Слишком далеко.
— Эй!
Девушка поворачивается и бьет меня кулаком в лицо.
Зачем я такой доверчивый, мысленно удивляюсь я, хватая её за руки и пытаясь забрать телефон. Девушка пинает меня коленом в пах.
— Пусти, мразь!!! Люди! Помогите!!!
Это она орёт, не я.
Из-за остановки тут же появляется некто. Очень вовремя. Как будто ждал специально.
Через четыре секунды я, наконец, прекращаю строить из себя идиота и понимаю, что он действительно ждал специально.
— Ты чё к девушке пристаешь, мудила?
Тут пальцы красавицы разжимаются, и мой телефон возвращается обратно к хозяину. Я смотрю дылде в глаза.
А потом бегу, слышу за спиной свист, и мне очень, очень паскудно.
Но я все равно бегу.
У нас наводнение. Вчера Пачина пришел ночью пьяный, включил горячую воду, чтобы стекла и прогрелась — и лег спать. Через три часа я вышел на кухню и понял, что всей нашей коммуналке в полном составе придется записаться в команду Кусто.
Разбуженный мной Пачина долго хихикал и тыкал кончиком тапка гигантскую лужу. Вытирать не стал. Поржали, покурили и пошли спать. Проходя мимо обувной полки, я остановился и зачем-то переставил повыше два затасканных тапочка тридцать девятого размера.
Рано утром приехала Настенька. Лужа к тому времени остыла и собралась под столом в кухне.
Пачина потрогал намокшую тряпку и заорал:
— Настя! Наааастя!
Из-за стены раздались сдавленные проклятья.
— Нааааааааастя!!
Прибежала Настенька, на ходу застегивая халатик.
— Долго здесь будет тряпка валяться? — бурчал Пачина, раскорячившись в проходе. Я скользнул мимо него и зашарил глазами в поиске своей сковородки.
— Я есть хочу! — заныл Пачина, наблюдая за моими действиями. Настенька вздохнула и, наклонившись за тряпкой, старательно развернула перед моими глазами подол халатика. Я уронил сковородку Пачине на ногу. Пачина взвыл. Настенька начала ругаться. Хомячок Жих, увидев, что творится нечто неспокойное, начал прыгать по своей банке и биться головой в стекло.
Нужно съезжать с этой хаты. Я здесь свихнусь окончательно и бесповоротно — это совершенно ясно. От этих криков и семейных ссор, чужой любви за тонкой стенкой, ничейных и оттого истеричных животных, звонков с прежней работы, фотографий на стенах и потных бессонных ночей, приправленных прекрасно отрежиссированными кошарами. Нужно бежать отсюда, но я не могу.
