– Да.
Г'ерет смертельно побледнел.
– Значит, Шалтре напал исключительно от отчаяния, поскольку понимал, что ему грозит неминуемая смерть, – ведь против воина-лиорна у него не было никаких шансов на успех, не так ли?
– Да, – кивнул Кааврен.
Литра повернулась к императору:
– Ваше величество, совершенно очевидно, что Шалтре, хотя и нанес первый удар, на самом деле был убит, а Гарланд убежал, опасаясь за свою жизнь. Без сомнения, он погиб в горах.
Кааврен попытался что-то сказать, но император жестом заставил его замолчать и обратился к капитану:
– Лорд Г'ерет, хотите ли вы что-нибудь сказать, прежде чем я вынесу приговор?
Если такое вообще возможно, то Г'ерет побледнел еще сильнее. Не вызывало сомнений, что он понимал коварство Литры, но, не зная, что произошло на самом деле, был не в силах сформулировать вопрос, который позволил бы Кааврену дать необходимые объяснения. Придворные, находившиеся в комнате в этот момент, взглянули на капитана: одни – с любопытством, другие – с триумфом, в соответствии со своими интересами.
Император открыл рот, и тиаса вдруг понял, что уже знает, какое будущее их ждет: его величество призовет стражу, их уведут обратно в темницу, а вскоре казнят. История так и останется нерассказанной, договор не будет подписан, а враги посмеются, когда топор палача опустится на их головы.
В нашем далеком от идеала мире, где полно примеров несправедливости, Кааврену вряд ли стоило удивляться подобному повороту событий, однако ему еще никогда не приходилось присутствовать при таком чудовищном заговоре, а ведь юный тиаса оказался его жертвой. И, испытывая невыразимые мучения, Кааврен бросил отчаянный взгляд на капитана, ставшего его последней надеждой, и одними губами произнес: «Кьюрич».
Капитан в этот момент смотрел на него, но, к ужасу Кааврена, казалось, ничего не заметил, да и вообще прочитать имя по губам очень непросто, не говоря уже о передаче мыслей, требующей близкой связи между людьми. Оставалось надеяться лишь на то, что отчаяние Кааврена сумеет преодолеть все преграды.
Капитан крякнул, словно принял решение больше не противиться судьбе, и последняя надежда Кааврена умерла бы, но тут Г'ерет сказал:
– Сир, должен признать, что считаю виновными и его, и всех остальных.
– Согласен с вами, – проговорил довольный Тортаалик. – И я рад, что вы не стали защищать убийц только из-за того, что они носят ту же форму, что и вы.
– Я настолько далек от желания их защищать, что готов пойти еще дальше и обвинить их в смерти бедного Кьюрича.
Сердце Кааврена опять забилось в груди, и он снова почувствовал слабое дуновение ветра надежды.
– Однако, – торопливо возразила Литра, с подозрением взглянув на Г'ерета, – в данном случае я им верю.
– Неужели? – с выражением крайнего недоумения спросил Г'ерет. – И вы позволите им избежать наказания за столь чудовищное преступление?
– Их повесят на Углу Слез или обезглавят на Площади Правосудия, – Литра пожала плечами, – какое имеет значение, сколько преступлений они совершили?
Кааврен перестал дышать, не осмеливаясь даже надеяться, – их судьба висела на волоске, тиаса не знал, сработает ли его последний козырь.
– О, тут я с вами не согласен, – продолжал гнуть свою линию Г'ерет. – Я хочу, чтобы перед казнью все услышали подробный перечень их преступлений.
– Тогда не стану с вами спорить, – кивнула Литра. – Включим в список и убийство Кьюрича.
– Нет, так нельзя, – заявил Г'ерет.
– Почему нельзя?
– Мы не имеем права обвинить их в этом преступлении, не доказав виновность, как и во всех остальных случаях.
– Но…
– Миледи, я настаиваю с разрешения его величества, чтобы вы допросили сэра Кааврена о смерти Кьюрича.
– Да, да, – вмешался Тортаалик, который не успел еще толком понять значения этого диалога. – Давайте завершим дело.
– Что ж, – заявила Литра, – я так и сделаю.
– Правильно, так будет лучше, – сказал Г'ерет.
– Господин Кааврен… – начала Литра.
– Я готов, ваше превосходительство, – отозвался Кааврен, который понял ход капитана и теперь изо всех сил старался найти способ использовать последний шанс.
– Кьюрич убит в честной и справедливой схватке?
– Да, миледи, – ответил Кааврен.
– Ну, – с облегчением вздохнула Литра, – все ясно: оказалось, что мы ошибались.
