Герцог Бурбонский с поникшей головой встал перед королём.
— Так значит, монсеньор, вам всё известно?
— К сожалению, сир, — негромко ответил герцог Бурбонский, — мне стыдно за моего племянника.
— В прошлый раз, — негромко заговорил король, — я удовлетворил вашу просьбу, но с одним непременным условием, как вы помните. Графу надлежало избавиться от дурных наклонностей, — король встал со своего места и начал медленно прохаживаться перед герцогом Бур-бонским, заложив руки за спину.
— Однако все наши попытки образумить графа не увенчались успехом, к сожалению. В данной ситуации я вижу единственный выход, — король остановился перед герцогом Бурбонскпм, — мы отправим графа в из-
38
гнание, ибо не можем в дальнейшем позволить ему оскорблять наш слух недостойным поведением.
— Не могу не признать справедливости решения вашего величества, — покорно произнёс герцог Бурбонский.
— Вот и хорошо, — одобрительно произнёс король, — надеюсь, пятилетний срок изгнания окажет благотворное действие на графа де Сансера и он сможет наконец избавиться от своих весьма пагубных наклонностей. Вы не возражаете, монсеньор?
— Нет, сир, мой племянник полностью заслужил это наказание.
— С вашего позволения, сир, я возражаю, — раздался отчётливый голос.
Король обернулся, словно ужаленный, желая знать, кто посмел ему возразить. Прямо в него упирался взгляд герцога Орлеанского.
— Вы? — поразился король. — Вы заступаетесь за графа де Сансер, но почему?
— Несколько слов, сир, — герцог Орлеанский подошёл к королю и что-то быстро зашептал на ухо. Вначале лицо короля выражало непонимание, затем удивление, которое перешло в крайнее изумление. Как ни старался герцог Бурбонский вместе с остальными придворными подслушать разговор, у него ничего не получалось. Когда герцог Орлеанский отошёл от его величества, тот с мгновение стоял с крайне изумлённым видом, а затем разразился таким хохотом, что видавшие виды придворные невольно испугались за короля. Король, хохоча, едва дошёл до трона и буквально упал в него. Все вокруг переводили взгляд с хохочущего короля на серьёзного герцога Орлеанского и терялись в догадках, что же такого мог сказать герцог королю.
От смеха у короля выступили слёзы.
— Давно я не смеялся так весело, — король утёр платком выступившие слёзы, — я весьма обязан вам, монсеньор, ибо вы дали мне возможность сыграть знатную шутку.
— Для меня это вовсе не шутка, сир, — подал голос герцог Орлеанский.
— Знаю, знаю, — ответил король и продолжал, обращаясь к придворным:
— Вам всем, вероятно, очень интересно, что же сказал его высочество?
— Мне — очень! — не выдержал герцог Бурбонский. — Ведь вопрос касается моего племянника, сир?
Король кивнул.
— Вы угадали, монсеньор! Его сиятельство предложил в качестве наказания женить его на моей строптивой племяннице. В последнее время я только и слышу о графе и о моей племяннице. Сведём их друг с другом, пусть повоюют между собой, а мы какое-то время проведём в относительном спокойствии.
— Он не женится, сир, — уверенно предположил герцог Бурбонский.
Король хитро улыбнулся.
— Уж не думаете ли вы, монсеньор, что ваш племянник откажется выполнить приказ короля? К делу, мон-сеньоры. Битва начинается.
Глава 6
После знаменательных событий, произошедших в замке дю Рено, Луи приехал в свой замок. Предоставив управляющему вести дела, как он и делал во время своего отсутствия, Луи предался прелестям деревенской жизни, справедливо предполагая, что за его поступок он понесёт наказание. Он не сожалел о сделанном, потому что считал барона негодяем. Попытка превращения в деревенского жителя прошла для него вполне удачно, и очень скоро он привык к этой жизни. С самого первого дня своего приезда он завёл привычку по утрам отправляться верхом к речке, протекавшей невдалеке от замка. Луи присмотрел удобное место. Берег там был каменистый. Женщины из окрестных деревень использовали это место для стирки, появляясь на берегу около двух раз в неделю в силу необходимости. Первое появление незнакомого молодого человека они приняли с недоумением. Но что с ними стало, когда он, ничуть не стесняясь, под взорами десятка женщин разделся донага и полез в воду купаться! Женщины бросились с криками бежать прочь от этого места, словно увидели привидение. Граф с весёлым хохотом провожал это бегство. Уже к вечеру все вокруг знали о прибытии графа и о его необычных манерах. Первоначально его поведение вызывало у женщин замешательство, но постепенно они привыкали к появлениям у реки красавца графа и больше не убегали, когда он раздевался, скорее, наоборот. Они смотрели, как струйки воды медленно стекают по обнажённому телу графа. Зрелище, поистине достойное для деревенских женщин. Вскоре стирки участились, превращаясь в повседневное занятие. Женщины хорошо изучили время появления графа и с нетерпением дожидались его. Итогом всего этого стала безукоризненно чистая одежда, в которой ходили абсолютно все жители из окрестных деревень. По обыкновению граф сперва купался сам, а затем купал своего коня, который настолько пристрастился к купанию, что входил в воду раньше своего хозяина. Конь тряс шеей и фыркал в ожидании момента, когда им займутся. После купания Луи возвращался в замок, ставил коня в стойло, следил за тем, чтобы он был хорошо накормлен, а затем шёл завтракать сам. За столом компанию ему составлял виконт де Валиньи, приехавший из Парижа вместе с Диманшем. Старый слуга по-прежнему не переставая ворчал, но дело своё знал. Одежда и оружие Луи всегда находились в безукоризненном порядке. Он же следил за приготовлением пищи, всё время надоедая поварам своими советами. Кроме него в замке находилось около пятнадцати слуг, из них трое — молодые женщины. Глядя на них, де Валиньи всё время многозначительно покашливал. Зная характер своего друга, он не сомневался, что вскоре все трое окажутся в его постели. Луи делал вид, что не замечает многозначительных намёков друга. После завтрака и до самого обеда граф упражнялся в поединках на шпагах, в чём неизменно одерживал верх, и стрельбе из лука, упражняясь в меткости и сноровке. После обеда сон или небольшая прогулка пешком. Более всего Луп угнетали вечера. Привычный ритм парижской жизни выработал у него привычку постоянных действий в ночное время, опасности, приключений, любовных похождений — всего того, без чего он не мог существовать. В деревне, вдалеке от Парижа, он был лишён всего этого и принуждён был мириться с подобным положением дел.
Очередной день в замке начался для Луи не совсем приятно. Прибыв к реке, он обнаружил, что там никого нет. Купание стало для него единственным развлечением. Ему нравилось, как смотрят на него женщины. Ему доставляло удовольствие следить за красными от смущения деревенскими лицами. Вздохнув, Луи разделся и полез в воду. Конь по обыкновению пошёл вслед за ним и ткнул его мордой в спину
— Дождись своей очереди, — назидательно обратился к коню Луи.
Оставив коня, он широкими гребками поплыл, рассекая воду. До противоположного берега было совсем недалеко. Луп добрался до него и сразу же пустился в обратный путь. Не доплыв до места, где стоял конь, он перевернулся на спину и позволил течению нести своё тело. Ничто не действовало на него так благотворно, как утреннее купание. Почувствовав, что тело совершенно расслабилось, Луи поплыл к берегу. Он подплыл к коню. Нащупав ногами землю, Луи поднялся и занялся конём, который нетерпеливо ждал. Пока Луи купал коня, тот всё время ржал.
— Помолчи, — прикрикнул на него граф. Но конь и не собирался его слушать.
— Ах, так, — Луи окунул морду коня в воду. Конь начал громко фыркать, крутя головой во все стороны. По-видимому, в ноздри попала вода, и он никак не мог от неё освободиться.