Ему было все равно, найдут здесь что-нибудь или нет. Он даже не следил по схеме, хотя и делал вид, что следил, где мы бродим. Он отвечал дяде Мише, но сам думал о чем-то другом.
– Дай-ка мне схему, – сказал дядя Миша.
– Мы все посмотрели, видит бог, все посмотрели, – настаивал полковник.
Дядя Миша прижал схему к бетонной стене, разгладил ладонями и, вглядевшись, спросил:
– Мы здесь?
– Кажется, здесь, – ответил полковник Шауро.
– Мы здесь? – уже настойчивее и злее спросил дядя Миша у другого полковника.
– Да, – сказал Овсепян.
Он приглядывался, щурясь, словно забыл дома очки.
– А это что? – спросил дядя Миша.
Я стоял в стороне, мне не все было видно. Я только шкурой ощущал смятение чувств и мыслей, кипевшее вокруг.
– Я спрашиваю, что это?
Овсепян вдруг вскипел, словно Шауро его оскорбил.
– Что это – я спрашиваю! – закричал он. – Отвечайте, в конце концов!
– Где? А, здесь? Слушай, майор, – обернулся Шауро к Хромому, – что там у тебя, товарищи интересуются.
– Вы же знаете, – плачущим голосом откликнулся майор, – это еще при Язове замуровали. Там проседание было, и замуровали.
– Покажи, – приказал дядя Миша.
– Что показать? – спросил майор. Дурак дураком. Это меня всегда тревожит в людях, которые сначала дураками не кажутся.
– Где замуровали?
– У вас устаревшие схемы, – сказал Шауро. – Ну подскажите ему, товарищ Овсепян, что это устаревшие схемы.
– У нас других нет! – отрезал Овсепян. – Что это еще за самодеятельность!
Конечно, он сплоховал и теперь боится за свою шкуру – тебя специально из Москвы прислали, а ты все думал о завтраке?
– Ну пошли, я покажу, – сказал полковник Шауро. – Сами убедитесь.
Мы пошли по коридору. Дядя Миша сложил схему так, чтобы все время держать перед глазами эту часть подземелья.
– Стоп! – неожиданно крикнул он. – Здесь!
Одна лампа освещала эту часть коридора, тупичок, полутьма.
– Видите, штукатурка. Старая штукатурка, – сказал полковник Шауро. – Вы постучите, постучите.
Дядя Миша послушно постучал костяшками пальцев. Стук был глухой – стена капитальная, я чувствовал.
– Это должно быть в документах отражено, – сказал майор. – Мы вам покажем, если хотите, и сметы сохранились.
– Какие сметы! – закричал полковник Шауро. – Сколько прошло! Лет пять, наверное, меня еще не было. Никого из нас не было.
– Я был, – сказал Хромой, – при мне замуровали. Тогда Иваненко на округе был. Он подписывал. Я же помню ЧП. Приезжали из штаба округа, опасались, что может грозить шахтам, геологи брали пробу. Я как сейчас помню.
– Ну вот видите, – сказал полковник Шауро. – А вы говорили.
– Ничего я не говорил, – мрачно ответил дядя Миша. – Только о таких вещах во время инспекции забывать не положено.
– Это правильно, – сказал Шауро. Он не знал, как величать дядю Мишу, потому концы фразы зависали у него на языке.
– Теперь все? – спросил дядя Миша.
– Теперь все, – обрадовался, что к нему обратились, Овсепян.
– Ну пошли. – Дядя Миша был недоволен.
Все поспешили к выходу. Полутемное опустевшее подземелье удручало.
Дядя Миша стал отставать, кроме меня, этого никто не заметил.
– Ты как думаешь? – спросил он тихо, кроме меня, никто не мог услышать.
– Я не уверен.
– И я не уверен. Надо будет тебе отстать и поглядеть.
