– Я обедать иду, – сказал часовой, хотя обедать было еще рано.
«Ну и распущенная у вас часть, майор», – хотел сказать я, но, конечно, не сказал. Хромой не должен меня опасаться.
– Садись, садись, – велел майор, – сколько раз говорить! Вот наш гость в шахте аппаратуру забыл.
Часовой, молодой, действительной службы, с ровным розовым глупым лицом, спросил:
– Какую такую аппаратуру?
За шпиона он меня принял, что ли?
– Фотоаппарат, – сказал я.
Перед воротами мы остановились, часовой ворчал, словно рассерженный медведь.
Любопытно, они успели лампочки вывернуть? Нет, решил я, не будут они этого делать, теперь не надо.
– Подождите здесь, – сказал я, когда часовой открыл дверь в бункер. – Я на минуту.
Майор, конечно же, не стал меня оставлять одного.
– Не положено, Гарик, – сказал он.
Подслушал, значит, как меня кличет любимый генерал.
– Не положено – полезем вместе, – сказал я. – За компанию что-то уже натворили?
– Натворили? – нахмурился майор.
Когда мы спустились на лифте на нижний этаж, он спросил:
– Хоть помнишь, где посеял?
– А мы тут шли?
Но он уже был в моих мягких пальцах – одурачить одного майора, тем более неуверенного в себе, растерянного и принявшего для храбрости граммов триста, для такого бандита, как я, – легче легкого.
– А где же еще идти? – спросил Хромой.
Теперь напрягись, космический урод, Гарик Гагарин! Проведем образцовый допрос сомнительного майора.
– Посмотри на меня, – приказал я майору.
Я уже увидел мою сумку, вон она лежит, удачно положенная мною час назад за упавшим стулом.
Хромой смотрел на меня с готовностью, потому что ему показалось, что он слышит голос своего начальника.
А теперь он и видит своего начальника и пытается понять, что тот здесь делает.
– Товарищ полковник!
– Без разговоров, – осадил его я. – Этот самый, приезжий фотограф, – он что-нибудь узнал?
– А я его и близко не подпустил. – Майор обрадовался ясности.
– Не подпустил? – Я был язвителен. – А где же, прости меня, ты его оставил?
– А он... он где-то здесь... – Майор принялся оглядываться.
– Не ищи его, он уже там, – сказал я.
Тут я увидел, что Хромой полез за пушкой.
– Погоди, – сказал я, – сначала пойдем посмотрим на него. Ты же не хочешь детей сиротками оставить?
– Почему?
– А потому, что эти гады спецрейсом прилетели, забыл? С Овсепяном. Ясно? От нас не отвяжутся. Убивать нельзя.
– Да я только попугать, – виновато произнес Хромой.
– То-то, смотри.
Ему приходилось нелегко. Он не мог не верить глазам – в нескольких шагах стоял любимый (или нелюбимый) начальник. Но ведь я – гипнотизер-любитель, я могу воздействовать на людей, но, во-первых, никогда не учился этому, во-вторых, всегда стесняюсь – какое я имею право лезть грязными руками в разум чужого человека? Я же не фашист! Не какой-нибудь Судоплатов...
– Он не пронюхает? – спросил мой Шауро.
– Чего? – Как в Хромом боролись страх, осторожность и желание довериться Шауре!
– Сам знаешь чего! – Мой Шауро рассердился. – Я же не прошу тебя лишнего говорить! Я боюсь, что стенка тонкая!
– Да ты сдурел! Она в три кирпича.
– Пойдем проверим, не нравится мне это.
Он пошел к тупику, за которым находились замурованныe помещения. Я наклонился поднять сумку и
