Доктор не уходил. Он ждал главного ответа.
– Тебе что-то непонятно? – спросил Берия.
– Я, боюсь, могу подвести вас, Лаврентий Павлович. И погубить невинного человека.
– Погубим – другого пошлем. Важен не человек, важно дело.
– А в чем оно заключается?
– Это государственная тайна.
– А что эти люди будут делать там, наверху?
– Выполнять мое задание, – ответил Берия. – Что еще они могут делать там, наверху?
– Но я надеюсь, что это не преступно?
Берия рассмеялся.
– Преступление – это только точка зрения на поступок, – сказал он. – Для тебя преступление, для меня геройский подвиг во благо нашей многонациональной Родины. Теперь иди.
Доктор пожал плечами. Он ничего не добился, хотя был убежден, что становится соучастником преступления. С этой мыслью он покинул кабинет.
Берия не спешил. Он подошел к окну. По асфальтовой, в трещинах, прямой дорожке шел к воротам маленький сгорбленный человек в белом халате. Он шел в туман.
И вокруг была пустота и безнадежность.
– Ничего, – сказал Берия. – Ничего особенного. Мы с этим справимся.
Доктор остановился, оглянулся, видно, сообразил, что ему некуда идти, и повернул к Смольному.
Берия крикнул:
– Василий, веди сюда Крошку.
Василий услышал. В такой мертвой тишине трудно не услышать.
И побежал по коридору. Трусцой, медленнее шага.
Тут же заглянул сержант, принес папку с делом генерала Мидзогути Кодзи.
Берия раскрыл папку, начал читать.
Он многое знал. Сейчас искал организацию. Подполье. Опасность. Связь с той самой девицей, которую взяли на берегу. А он так и не выяснил, кто помог ей убежать. Наверное, ее хахаль. А может, у них есть боевики?
Вошла Крошка.
Создание чуть больше лилипутки, но лицом – хорошенькая маленькая женщина. У нее была какая-то таинственная любовная история, то ли с большим мужчиной, то ли с настоящим лилипутом меньше ее самой.
Она попала сюда не так давно, в ней сохранилась сила, может, потому, что для поддержания ее маленького организма не нужно было большой энергии.
Берия увидел ее на улице, приказал привести к себе. Он вдруг ощутил желание и думал, что, овладев Крошкой, снова станет мужчиной. Оказалось, что желание не было подкреплено силой. Крошке все равно было лестно. Она любила мужчин и такого серьезного, в очках и шляпе, которую он не снимает даже в постели, полюбила страстно.
Не то чтобы Лаврентий Павлович доверял ей, но она была ему ближе всех, они даже порой лежали в постели часами, и им было приятно.
Настоящее имя Крошки было Зинаида. Зинаида Дурних. Она говорила, что это немецкая фамилия, а Берия понимал, что хохлацкая.
– Садись в углу, – приказал он, – и читай. Ты должна знать все про этого японского генерала и его свору. Пойдешь к нему, вотрешься в доверие. Немедленно.
Генерал рассказал Егору, что его письмо отправлено наверх и, видимо, дошло до адресата в тот день, когда пошел дождь.
Это было немыслимо.
Некоторые прожили по двести лет и не подозревали, что дождь может сюда пробиться. И хоть все понимали, что небо здесь настоящее – ведь поднимались же вверх воздушные шары и уходили на высоте во мглу и непроницаемые облака, но до потолка не добрался еще никто, что означает, что потолка, конечно же, нет – там, наверху, небо. Условное небо, как условна жизнь.
А когда легкий дождик пронесся по городу, подгоняемый легким ветром, тревога охватила всех жителей Ленинграда.
Человек свыкается, смиряется с постоянной бедой, рабством, болезнью, но любое неожиданное смещение событий и появление новых бед пугает, как бы плохо ни жилось. Казалось бы, галерный раб может мечтать лишь о смерти, но, когда поднимается буря, в днище галеры обнаруживается течь, он пугается больше, чем капитан. Может, и потому, что он прикован к скамье и лишен возможности прыгнуть за борт.
Дождь испугал всех жителей Чистилища.
Лаврентия Павловича дождь взбесил, потому что перемены в климате означали для него новую ступень в слиянии со старым миром, который желает и может уничтожить своих слабых нижних братьев.
Он бы еще тянул время, потому что был занят другими планами и хотел действовать наверняка,
