В этом городе ничего не портилось. Тела будут лежать всегда.
И в эти края заглядывают немногие. Когда найдут обезглавленные тела да опознают их, некому будет мстить или обвинять.
Берия не спеша перешел Неву по мосту и у того, Адмиралтейского, берега стал поджидать свою машину.
Глава 7
Агент Крошка
Гости собирались на концерт.
На этот раз генерал выбрал для него просторный зал «Ленфильма», небольшой зал, в котором когда-то собирались редакторы или съемочные группы смотреть отснятый материал. Двадцать мягких кресел, белый экран во всю переднюю стену, а сзади дырки в стене, откуда некогда на экран падал луч света.
Генерал выбрал зал, потому что в нем были окна. Прежде они мешали на просмотрах, и их закрывали тяжелыми шторами.
Штор не было. Стульев осталось семь штук.
Гостей встречала Чумазилла. Она была одета как Пьеро: белый брючный костюм, колпак с шариком на конце, на щеках красные круги. Настоящий Пьеро! Неизвестно, где она все это раздобыла.
Чумазилла стояла на входе в студию и каждому объясняла, как пройти наверх.
Гостей набралось человек пятнадцать. Стулья достались желающим, остальные, склонные к богемной жизни, уселись или улеглись на полу, оставив между собой и экраном лишь полосу метра в два. Там и должны были выступать актеры.
Генерал тоже хотел сесть на пол и даже объяснял это японской склонностью сидеть на татами, но его не стали слушать, а посадили в кресло, в первый ряд.
Егор сидел на полу, опершись спиной о стенку, сбоку от экрана, Люся – перед ним, полулежа, положив голову ему на плечо. Художник Богуславский из Серебряного века стал говорить, как они отлично смотрятся, и приглашал их к себе в студию, чтобы сделать вот именно такой портрет! Но все знали, что Богуславский давно уже не берет кисти, только говорит о своей студии и даже верит, что на Зверинской у него много полотен, набросков и даже скульптур.
Чумазилла пришла позже всех, отдежурив у входа, и сказала:
– Вроде мы больше никого не ждем?
Егор спросил у генерала:
– Вы уверены, что наше письмо дошло?
– Сколько можно спрашивать одно и то же! У меня нет двухсторонней связи.
Генерал был чем-то встревожен.
Потом стало ясно, что случилось.
В двери возникла хорошенькая девичья головка.
– Здесь театр? – спросила девушка. Маленькая, миниатюрная, почти лилипутка, но все же не лилипутка, а просто маленькая девушка. Трогательная и беззащитная.
Генерал вскочил с кресла. Он не мог скрыть радости.
– Входи, Крошка, входи, – сказал он, протягивая девушке руку.
Крошка робела, и Егору показалось, что она покраснела, чего быть не могло.
Генерал вывел Крошку вперед, развернул лицом к аудитории и сказал:
– Я ждал, что Крошка придет. Это наша новая спутница, добрый человечек, талантливая поэтесса.
– Позвольте! – воскликнул Марат Хубаев. – Место поэзии завоевывается самой поэзией, а не покровительством властей.
– Ну что ты несешь, Марат, – остановила его Чумазилла. – Это банальная сцена ревности. А я тебе намерена сказать, что места в поэзии хватит всем. Раз уж мы переписываем поэмы от руки.
– Я печатаю на машинке, – отрезал Марат. Словно это было весомым аргументом.
– Крошка пришла к нам из Царского Села, там она жила в Лицее.
По комнате прошел шум – было непонятно, зачем жить в Лицее?
– Можно я скажу? – спросила Крошка. Голос у нее оказался глубоким и звучным, непонятно, как он помещался внутри ее.
– Она скажет. – Генерал смотрел на Крошку с нежностью.
Может, потому, что она была мала, что он возвышался над ней великой горой, а до этого значительно уступал ростом любому из своих учеников и друзей.
– Когда я осознала себя, – сказала Крошка, – я пошла пешком в Царское Село, к моему кумиру Пушкину. Вы меня понимаете?
– Понимаем, – сказал Марат, готовый уже перейти в стан союзников маленькой поэтессы.
– Я провела несколько лет, а может быть, и месяцев... разве это так важно, в комнате Александра, Саши. На его кроватке. И строки лились из меня, как свежая вода из лейки.
– Хороший образ, – сказал Марат.
