Он сунул руку в сумку, достал оттуда большой рулон серой пластиковой липкой ленты, какой грузчики обматывают вещи при перевозке.
– Садись! – приказал Петрик. – Если не сядешь сразу – пристрелю. Ты же должна понимать!
И Лидочка поняла, что у Петрика в самом деле нет выхода. Он не может оставить ее на свободе.
Она села на стул.
– Руки назад! – приказал Петрик. Потом велел Соне: – Заматывай кисти. Как следует! Не в детские игры играешь.
Соня почему-то сказала:
– Извини, Лида.
Она ничего не ответила. Очень болели глаз и бедро – видно, вывихнула его, сопротивляясь Гоше.
Петрик положил пистолет на стол и сказал Соне:
– Давай сюда ленту.
Он начал мотать поверх повязки, сделанной Соней. Сразу руки стянуло так, что стало трудно шевелить пальцами.
– Вот так, – сказал Петрик. – Именно так. Теперь не брыкайся, а то пострадаешь.
Он был в отличном состоянии духа. И причина тому была раскрыта им тут же:
– Греют баксы, лежат на груди и греют.
Петрик опустился на корточки и принялся приматывать ноги Лидочки к ножкам стула. Соня принесла ему нож из кухни, чтобы не рвать, а резать ленту. Петрик мотал быстро и ловко. Лидочка ощутила себя частью стула – вот такой стул, состоящий из деревянной и мясной частей. Можно сесть и облокотиться.
– А теперь, – сказал Петрик, – последний штрих.
Он начал заматывать лентой и рот Лидочки. Она крутила головой, толкала ленту языком, чтобы оставить себе место перед губами – но Петрик оказался хитрее и сноровистее. Лидочка была закована абсолютно надежно и понимала, что в отличие от приключенческих романов, в которых героине обязательно удастся ослабить узы и скинуть оковы, ее положение безнадежно.
Петрик отступил на шаг. Он был доволен.
– Живи, – сказал он Лидочке. – И благодари меня. Ей-богу, на моем месте другой обязательно бы тебя пришил.
Соня сказала:
– Я боюсь одеваться, он там лежит.
Увидев, что Лидочка связана, она как бы сняла с себя ответственность за ее дальнейшую судьбу – Лидочке ничего не угрожало.
– А тебе не нужно одеваться, – сказал Петрик. Он снова был настороже, пистолет в руке.
– Ты что, Петрик?
– Садись на другой стул, – предложил ей Петрик ровным и даже веселым голосом.
– Ну ты что, шутишь, да? Шутишь? – в голосе Сони вновь возникли хныкающие интонации.
– Хватит, – отрезал Петрик. – Хочешь жить, садись на стул.
– Но мы же с тобой улетаем в Германию, – произнесла Соня, теряя уверенность в себе и в отлете.
– Нет, – сказал Петрик. – Ты не летишь в Германию. Боливар двоих не свезет.
– Какой еще Боливар?
– Надо читать художественную литературу. Вот твоя подруга Лида наверняка читала писателя Джека Лондона.
Лиде вдруг захотелось поправить этого идиота и крикнуть: «О’Генри!», но лента цепко и плотно замотала рот. Ни звука не издашь.
– Петрик, миленький, ты же меня не бросишь? – умоляла Соня. – Я же все для тебя сделала.
– Лучше помолчи. Сама же просила Лиду оставить жить – теперь при ней помолчи.
Но Соня не поняла предупреждения.
– Я не о Лиде! – закричала она, видя, что Петрик взял со стола катушку ленты. – Я о себе. Петрик, ты же обещал!
– Садись!
Самое удивительное, что Соня настолько, видно, привыкла подчиняться Петрику, что она пододвинула второй стул и села на него. Не могла не сесть.
– Петрик, – сказала она. – Я же ради тебя грех на душу взяла. Ты забыл, да? Ты поклялся, что за это меня увезешь! Ты меня любишь, ведь любишь? Ты меня не обманывал?
Петрик стал отматывать конец ленты.
– Петрик, я же твою таблетку ей подложила в бутылочку!
– Подложила так подложила, твое дело. А я думал, что Осетров подложил. А оказывается, ты у нас – отравительница!
– Ну зачем ты так говоришь? Ведь ты мне дал таблетку. И даже посоветовал с Аленкой все спланировать, и письмо мы с ней придумали для Осетрова! Ведь правда, Петрик?
– Не знаю. В первый раз слышу! Руки назад!
– Нет!
Он ударил ее по щеке, голова мотнулась, и Сонечка покорно протянула руки назад, чтобы Петрику было удобнее их связывать.
– Петрик, ты забыл, да? – Она была в тихой тупой истерике, и ей казалось, что если она напомнит Петрику все, как было, он спохватится, попросит у нее прощения и возьмет с собой в Германию. – Я же Аленку уговорила Осетрова вызвать и пригрозить. Я же не хотела ее убивать.
– Но пришлось, правда? – Петрик был занят, приматывая Соню к стулу, и спросил, как бы отвлекая ее от того, что с ней происходит.
– Но ведь тебе нужны были деньги, ты без них бы погиб! – закричала в ответ Соня. – Петрик, я же тебя спасла. Я все сделала, как ты велел. И таблетку в бутылочку подложила, и даже к Татьяне уехала для алиби.
Господи, все получается наоборот, поняла вдруг Лидочка. Они договорились с Аленой, что та устроит сцену с самоубийством для Осетрова, а лучшая подруга Сонечка подложила в бутылочку с таблетками одну лишнюю – поэтому-то Аленка и не смогла, как договорились, вызвать «Скорую»… Сонечка-то, оказывается, любила этого злобного убийцу, и спасала его, и верила, что он возьмет ее с собой в сладкую заграницу. И ей не жалко было подругу – может, она любила его еще со школы и, когда он снова появился в ее не очень богатой поклонниками жизни, она растаяла, как снежная баба весной. Подложить лишнюю таблетку – и кинуться к маме подруги, чтобы уговаривать ее спасти подругу от самоубийства, – замечательное алиби, которое ничего не стоит, но никому не могло прийти в голову, что Сонечка может быть замешана в преступлении. А Петрику были нужны деньги… разве это деньги Петрика, вранье это все, это другие деньги, деньги, которые Петрик намеревался получить, чтобы спасти свою драгоценную жизнь. Значит, это были деньги Осетрова, оставленные ему тестем?
– Петрик, миленький, я же тебя люблю, я никогда никому не скажу…
– Не дергай ногами, – сказал Петрик. – Если тебя здесь найдут, то подумают, что ты тоже жертва.
– Но ведь мы летим в Германию, да?
– Очень дорогие билеты, – ответил Петрик. – Мне твой билет не по карману.
Соня не почувствовала издевки.
– Но у тебя же теперь тридцать пять тысяч лишних…
– Лишних денег не бывает.
– Петрик, отпусти меня, я буду молчать… только отпусти.
– Заткнись, – сказал Петрик и неудачно дернул за конец ленты – она пошла рваться наискосок и потому кусок, который он наклеил на лицо Сони, оказался короток. Но оторвать следующий он не смог – катушка крутилась в руках, и Петрик никак не мог отделить кончик. Он выругался.
– Нельзя меня с Лидой оставлять, – сказала вдруг Соня, смирившаяся с тем, что ее оставляют в Москве. – Она все расскажет. Убей ее.
– Я, как только устроюсь, сразу тебя выпишу. Квартиру тебе сниму. Так что сиди и молчи. Ты сейчас жертва насилия. Тебя никто не заподозрит.
– Да? – Соня схватилась за соломинку, но соломинка оказалась слишком тонкой даже для готовой
