уикэнд. И всего десятью днями ранее был вынесен суровый, «показательный» приговор по делу Хикмотта и Ласта.
Внутри конверта оказалось около семидесяти вырезок; только две из них были из центральной прессы: в первой, из «Гвардиан», описывалась драка в Брайтоне после матча местной команды с «Кри-стал Пэлас»; во второй, из «Дейли Мэйл», речь шла о том, как некоему девятнадцатилетнему фану наложили на горло двадцать швов после того, как его «полоснули ножом по горлу хулиганы перед матчем „Эвертон“ — „Манчестер Сити“. Все остальное было из провинциальных изданий.
Одна газета называлась «Рексхэм Ивнинг Лидер». В статье рассказывалось о беспорядках на севере Уэльса, в Гресфорде, на матче Воскресной Лиги. В этой лиге играли любители, команды пабов; в данном матче (это был полуфинал кубка этой лиги) играли «Камбриан Воллтс» и сборная института Соухолл из Честера. С чего началось, осталось неясно, но закончилось все очень серьезно: пострадало более 150 человек, некоторых увезли на скорой. Одному человеку пробили голову угловым флагом; другой получил перелом ноги. В драке принял участие даже тренер институтской команды: любительское видео запечатлело, как он кидает в толпу камень и попадает кому-то прямо в лоб. Осуждены по этому делу были одиннадцать человек — сроки варьировали от трех месяцев до двух лет — и все эти люди, за исключением одного, ранее привлекались к уголовной ответственности за участие в футбольном насилии.
Беспорядки случились и в Хаддерсфилде, городе рядом с Лидсом. Фаны «Лидса», собравшиеся в пабе «Уорф», праздновали успех своей команды — победив в последнем матче, она сохранила право на участие в плей-офф за выход в высший дивизион. В процессе празднования они заметили, как мимо паба по улице идут участники какой-то регги-группы — те, как выяснилось, шли в кафе. Суп-портеры «Лидса» высыпали на улицу, окружили музыкантов и принялись скандировать «зиг хайль», вытягивая руки в нацистском приветствии. Одному музыканту разбили об голову пивную кружку; четверо остальных получили ножевые ранения. Когда приехала скорая, фаны «Лидса» не давали ей проехать, из-за чего один музыкант едва не умер от потери крови.
В Борнмуте суппортеры разгромили гостиницу, разбили витрину и подожгли ресепшн, а когда приехали полицейские и пожарные, стали закидывать их камнями («Саутгемптон Саутерн Ивнинг Эко»). Болельщики любительского клуба «Робстарт» из Стокуэлла устроили драку в пабе в Вестоне-на-Маре. Арестовано пятьдесят шесть человек. В Саутхэнде беспорядки устроили фаны Волков, а после матча на стадионе Филберт Стрит, что в Лестере, стенка на стенку сошлись суппортеры «Лестера» и «Ковентри».
В Питреборо 150 суппортеров «Дерби», предварительно основательно накачавшись спиртным, набросились на группу местной молодежи, причем один из них получил перелом основания черепа. В Саутпорте суппортеры «Бангор Сити» прыгали на своей трибуне до тех пор, пока она попросту не рухнула, после чего выбежали на поле и атаковали игроков, тренеров и судей. В матче между двумя любительскими клубами, «Гиллинхэмом» и «Челмсфорд Сити», двадцатиоднолетний Энтони Робертсон был арестован за то, что в ходе драки плеснул в глаза противника аммиак, а потом избил полицейского, сломав тому ключицу. А в Болтоне месные суппортеры, названные журналистом «безмозглыми отморозками», напали на фанов «Миддлсбро», пивших пиво в пабе «Зеленая Таверна», а потом не придумали ничего лучшего, как пойти на штурм полицейского участка в Бернден Парк, причем один фан залез на вышку линии электропередач и перерезал электрические провода, идущие к участку.
Список уже и так длинный; но это всего лишь малая его часть. Кроме того, есть еще конверты, датированные 8, 13, 15, 20 и 27 мая. Их я так и не распечатал. Причем я специально упомянул только те события, которые не попали в сообщения центральных информационных агентств — это то, что не попало в новости; вот что такое британская суббота.
Хочу процитировать еще одну статью. Газета называется «Олд-хэм Ивнинг Кроникл». Речь в заметке идет о двух друзьях-ирландцах, Ниле Уотсоне и Терри Муре, давних поклонниках «Олдхэм Атлетик», регулярно приезжающих на матчи своего любимого клуба. Обычно они приезжают на все выходные: заказывают номер в гостинице, едят в ресторане, пьют в пабе. В тот раз игра была с «Лидс Юнайтед». Они сидели в пабе, дело было уже незадолго перед его закрытием, когда в паб вошли фаны «Лидса» и напали на них. Терри Мур потерял сознание и упал; его принялись добивать ногами. Бить старались по голове. У Терри Мура была редкая группа крови, это потом использовали как доказательство, когда кровь нашли на ботинках, носках, штанах, майке и волосах одного из суппортеров. Крови было много. Суппортеры «Лидса» ушли, но вскоре вернулись. Причем вернулись для того, чтобы продолжить избиение Терри Мура. К тому моменту он еще не пришел в сознание. Пнув его еще шесть или семь раз, они ушли окончательно. Двенадцать дней он пролежал в коме. А когда вышел из нее, остался парализованным и больше не мог говорить.
Вылететь на Евро-88 в Германию вместе с Диджеем я не мог — я собирался выехать позже — но он позвонил в пятницу, как только приехал туда. Он звонил мне регулярно, сообщая о том, что происходит. Происходило много всего — в основном между английскими и немецкими суппортерами — и несколько его друзей из «Вест Хэма» уже было арестовано. А после первого матча с ирландцами пресса получила того, чего так ждала — массовые беспорядки со слезоточивым газом и красочными драками, а Диджей отправил в Лондон первую часть своего фоторепортажа о футбольном насилии.
Следующий матч сборная Англии играла в Дюссельдорфе — тот самый, которого так опасались, с голландцами — и я отправился туда спецрейсом: им летели только журналисты и официальные лица. В первом ряду занимал место спортивный министр, в речах своих предлагавший превентивно заключать под стражу всех английских мужчин моложе тридцати лет. Свободных мест не было: повсюду сидели операторы, фотографы, пишущие журналисты всех мастей. Три австралийских журналиста, ехавшие снимать фильм, услышав, что я знаком с реальным хулиганом, поехали на такси следом за мной.
Город напоминал Бейрут. Зеленые полицейские машины были повсюду. Я заметил водомет и автобус без окон для арестованных. Полицейские — с оружием, в шлемах — стояли на каждом углу. Не меньше, чем полицейских, было и журналистов. Бригада центрального телевидения брала интервью у «хулигана». Я заметил нескольких суппортеров «Манчестер Юнайтед», в том числе Тупого Дональда, который тогда так и не доехал до Турина, попав под арест в Ницце: Тупой Дональд давал «эксклюзивное интервью» немецкому корреспонденту Би-Би-Си.
С Диджеем я так и не встретился: арестовали Роберта, еще одного его друга, и Диджей был занят тем, что пытался вызволить его из-под ареста. А я познакомился с парнем из Гримсби.
Гримсби, как его я мысленно и окрестил, вошел в мою жизнь благодаря страху и скуке: страху потому, что как раз в этот момент журналисты впервые столкнулись с проявлением афессии в свой адрес — одному фотофафу разбили нос его же фотокамерой — и я чувствовал в компании Гримсби себя в большей безопасности; а скуке потому, что несмотря на все обещания, было непохоже, что голландские и английские суппортеры собираются устраивать «побоище века». Частично это является заслугой немецкой полиции, которая, прозевав столкновения накануне между английскими и местными фанами, не собиралась допускать их повторения. После матча полиция сумела локализовать наиболее «трудных» англичан на вокзале. Именно там с Гримсби я и познакомился. Я прошел через оцепление, показав полицейским старое журналистское удостоверение, которое случайно сохранилось в бумажнике, и отправился в бар.
Гримсби не отшил меня потому, что я пишу книгу. То есть я не был журналистом — а хуже журналистов, по его мнению, людей на свете не было. Я же был писателем (мать Гримсби работала в школе учителем, так что это нюанс немаловажный). И именно так он представлял меня своим знакомым: не как журналиста, а как писателя. Разница была ощутимой.
Не сказал бы, что Гримсби чем-то выделялся — он был как две капли воды похож на прочих, встреченных мною бесчисленное число раз суппортеров — но даже если учесть, что мне попадались среди них и неординарные личности, я всегда удивлялся поведению ординарных. Я знал, чего от них ожидать, но полностью привыкнуть к их поведению не мог.
Гримсби так вести себя начал, когда мы поймали такси. За рулем оказалась женщина; перед тем, как ехать, она повернулась к нам и по-английски сказала, что если мы хотим доехать до места назначения, мы должны соблюдать определенные правила: не курить, не открывать окна, и вообще вести себя хорошо. Мой спутник тут же закурил, открыл окно и принялся осыпать водителя ругательствами — «корова», «пизда», «нацистская шлюха» — причем замолчал только тогда, когда такси остановилось, и нам приказали убираться.
И это продолжалось весь вечер. Мы не смогли задержаться в баре — это был недорогой бар, в нем,
