В будни так – по мелочи. Когда палки-рогульки, когда порка, когда дыба. – Он хохотнул. – Да ты не бойся, у тебя еще два дня.
– Павел, а с законом где-то можно… ознакомиться хотя бы?
– Ежели ты за три дня поймешь закон, так тебе не надо с ним знакомиться. А ежели не поймешь, то тебе и никакое знакомство не поможет. Ты пойми, садовая голова, закон не писан, закон вот тут должен быть. – Он ткнул себя пальцем в покатый лоб. – Сам откуда?
– Из Москвы.
– Эк тебя занесло! Что ж ты сюда-то собрался?
– Посмотреть, – осторожно ответил Рогов.
– Рассказал кто? Вроде некому, у нас московских не было… Кроме Константина, конечно, но он уж лет сорок в Москве не был.
– Геолог один говорил.
– Откуда ж тут геолог? Разве, может, слух до них дошел… Не, у нас с самой Москвы еще не было. Были всякие, из Новосибирска были, с Алтая были, с Кулунды…
– А сам ты откуда? – Рогов вполне был готов к окрику: «Язык не распускай!» – или: «Сегодня мы спрашиваем!», но услышал вполне дружелюбное:
– С Казахстана я. Там жить не стало возможности, казахи все отняли, с работы погнали… Ну, я и поехал в Омск к брату, а тут про Константина услышал. Про него всякое говорят, но вообще уважают… Ну и поехал.
– И как?
– А как? Живем… – неопределенно ответил Павел.
Они дошли до помоста, на котором Рогов вблизи разглядел огромную колоду – именно такова в его представлении была плаха. Рядом возвышался невысокий, крепко вбитый в землю глаголь, правда без петли. Тут же была будка, похожая на дачный сортир и явно рассчитанная на одного.
– Ну, главное все вечером увидишь, – небрежно пояснял Павел, – а тут огороды. Земля славная, родит хорошо… Садоводов не трогают, их трогать нельзя. Садоводов всего пять. Их казнить можно, а наказания им не пишут: на них же земля, работа, кроме них некому…
Отвоеванная у леса почва и впрямь была плодородна: Рогов с изумлением увидел арбузные плети, а на них – небольшие, но вполне кондиционные с виду арбузы. Густо росла петрушка, высоко возносились желтые созвездия укропных соцветий, перла из земли огромная морковь, небольшими тугими вилками белела сквозь темную зелень внешних листов капуста.
– Где ж воду берете? – спросил Рогов. Он не заметил вокруг ни пруда, ни водокачки.
– А река недалеко, ты не видал, что ль? Как же ты шел?
– Я не сам шел, – усмехнулся Рогов. – Вели меня, глаза завязали…
– Вон там река, метров двести. За лесом. Константин около нее и велел строиться.
Рогов слышал о таких таежных реках, похожих скорее на ручьи, но сам ни разу их не видел. Больше всего он жалел сейчас о том, что не вышел к реке в своих вчерашних скитаниях: русло вывело бы его, он знал – идя вдоль реки, не заблудишься. Главное теперь было – попасть к реке, но туда в одиночку, ясное дело, нового человека не пустили бы, да и патруль… Он не понимал одного: если на каждое новолуние кого-то забивают до полусмерти, а каждый вечер мучают по сокращенной программе – почему не сбегают остальные? Или тут охраняют каждого? Хотя откуда взять столько охраны? Впрочем, он начинал уже догадываться о целях этого странного поселения, но пока представлял их смутно, боясь верить собственной догадке. Больше всего ему хотелось спросить, как они со своими жалкими печками и щелястыми бараками выживают жестокой, континентальной омской зимой, – но это-то мучительное выживание как раз не противоречило его догадке.
– А давно ты тут? – спросил он Павла.
– Третий год езжу, – непонятно ответил тот.
Сами бараки явно были выстроены не в тридцатых, – уж как-нибудь Рогов отличил бы тогдашнюю постройку от сравнительно недавней. Вообще от тех времен в поселке, где преобладали люди в возрасте от тридцати до пятидесяти, остался, по-видимому, один Константин. Впрочем, надежда сохранялась – Рогов видел пока далеко не всех.
– Пойдем детский лагерь покажу. – Павел подтолкнул его в сторону небольших домиков у самого края леса.
Рядом с домиками шатким плетнем была выгорожена большая, примерно двадцать на двадцать метров, площадка. Когда они подошли к ней – от помоста до лагеря было шагов пятьсот, – Рогов разглядел через забор, что дети в ватниках и дешевых старых куртках занимаются чем-то похожим на зарядку. Никаких детей на вчерашнем отпевании не было, но, с другой стороны, брать их на подобные мероприятия, к тому же поздние, действительно не было резону.
Зарядка происходила в молчании, и мужчина лет сорока, в старом спортивном костюме, без видимых увечий, показывал упражнения. Впрочем, показывал он одно, а дети делали совершенно другое, каждый свое. Роднила все эти упражнения только их абсолютная бессмысленность: тренер стоял на одной ноге, поджав другую, сводя и разводя в стороны руки, согнутые в локтях. Его тощая фигура напоминала цаплю, бьющую крыльями, только очень ритмично и невозмутимо. Детей было пятнадцать, Рогов сразу подсчитал их, – все разного возраста, от восьми до пятнадцати примерно лет, и каждый выполнял свое, некрасивое, монотонное и бессмысленное движение. Иной кружился волчком, иной, отставив одну руку в сторону и опустив вдоль тела другую, переступал на месте вправо-влево, иной отжимался, подчас просто падая на землю и некоторое время так лежа (ведь холодно, ужаснулся Рогов), или хлопал себя по ляжкам, по плечам, по ушам – и вновь, в другом порядке, повторял резкие хлопки.
– Надолго они так?
– До обеда, – пожал плечами Павел.
