– А я гляжу, – повторил сосед. – Что, думаю, не едет никто? Все лето не ездит, и сейчас не ездит…
– Работаю, дядь Коль.
– Работать надо, надо… – Он стоял у калитки, мялся, и из-за этого внезапного препятствия они не могли войти на участок. Сосед хотел о чем-то заговорить, но не решался.
– Жена, что ль?
– Вроде того.
– А. У Юльки тоже вроде того. У всех вас вроде. Я что хотел, Игорь. Ты же все равно… ну это. Не занимаешься домом-то. Участок вон смотри как зарос. Трава по плечо.
В самом деле, участок был по-настоящему запущен – бурьян, дурман, даже пара борщевиков у забора; теперь торчали одни сухие бодылья, но летом, видно, тут бушевал густой травяной лес. Сейчас, когда трава вымерзла и пожухла, можно было различить и дорожку из потрескавшихся бетонных плит, и маленький дом в глубине участка, и сарай возле самого забора, – в июле, видимо, все тонуло в разросшейся сирени, в зонтиках дудника, в облепиховых кустах и зарослях черноплодки. Если Игорь хотел замаскироваться, лучшего места было не найти.
– Я займусь, дядь Коль.
– Да я не к тому. Я что, не понимаю? Работа, что ж. Но ты, может, продать хочешь?
– А что, – Игорь насторожился, – есть покупатель?
– Ну… есть.
– А кто?
– Да хоть бы я. Юльке свой дом надо…
– Я подумаю, дядь Коль. Через недельку приеду и скажу.
– Ага. Ты подумай, да. Я много не дам, это… но ты сам понимаешь: дом у вас еле стоит, его разобрать проще, чем ремонтировать. Потом, кухня тоже никакая. Тут все надо с нуля, буквально. Тут одной земли сколько надо завезти. Ты все равно не занимаешься, я разве что? У кого какой талант. У тебя такой талант, у меня такой.
– Я решу, дядь Коль.
– Ты реши, – не уходил сосед. – Потому что сам понимаешь, мне тоже надо. Я сейчас в Москву и не езжу почти. У меня все здесь. Чего там в Москве-то, слушай? Я по телевизору не пойму ничего.
Да плевать тебе, что в Москве, подумала Катька. Было б не плевать – ты бы сразу спросил. Тебе участок надо ухапать по дешевке. Куркуль ей активно не нравился.
– Ничего. Чрезвычайное положение.
– А. Ну ладно. Давно пора. У нас-то тихо. Только ночью грохотало у них чего-то, может, стрельбы…
– Может. Вроде все в готовности.
– А чего готовность? Выжечь там все, и не надо никакой готовности.
– Да выжгли уже, дядь Коль. Не помогло.
– Я знаю, как там выжгли. Там выжгли, где не надо. А кто бабки платит, тех не выжгли. Ну ладно. Вы, небось, отдохнуть хотите. Отдыхайте, отдыхайте. Я только чего говорю, Игорь, – прибавил он, все не решаясь уйти. – Я и Николай Игоричу говорил, когда он живой был… Чего ты, говорю, маешься тут, отдай участок! Тем более, что из вашего душа вода ко мне идет.
– Я же душем не пользуюсь, дядь Коль.
– Ну а он пользовался, и мне розы подмывало. Я говорю, отдай, Николай Игорич, нет же у тебя к этому делу таланта. Чего ты тут горбатишься, ведь не твое! Не отдавал. Теперь ты вот. Сам же видишь. Тут, если руки приложить, такое можно сделать! Ты посмотри, какие яблоки у меня в том году были. И в этом сколько. Слива какая. Картошку я вообще забыл, когда покупал. Давай, думай. Ты это, – он понизил голос, – ты не думай, я тысяч десять дам. Тебе больше никто не даст. А у меня Юлька. Ты когда решишь-то?
– Через неделю, – терпеливо повторил Игорь.
– Ну давай. – Дядь Коль явно хотел сказать еще что-то, но не знал, как; когда такие люди хотят привести последний и безоговорочный аргумент в свою пользу, они приписывают к заявлению «Прошу в моей просьбе не отказать». Надо высказать еще что-то, главное, но природная деликатность не позволяет им просто и внятно предложить: «Отдай мне твое, у меня на него больше прав, я лучше тебя умею обращаться с землей и стройматериалами, и все это мое, а твое только случайно. В принципе ты бы мне должен отдать это бесплатно, я сам могу взять, если захочу. Но я прошу твоего согласия и даже предлагаю тебе десять тысяч, хотя таких цен за участок с домом давно не бывает. Отдай, хуже будет». Игорь кивнул соседу и шагнул на бетонную дорожку.
– Заходи, Кать. Приехали.
Сосед пошел к себе, только когда Игорь закрыл калитку и защелкнул шпингалет.
– Ну что, – спросила Катька, – ты продашь?
– Через неделю-то? Даром отдам. Через неделю я отсюда – фью!
– И где она у тебя?
– Вон, в сарайчике. В доме я не стал – по домам лазят все-таки, а в сарай кто полезет. Там же один инвентарь. Погоди, сейчас я дом открою, – он долго возился еще и с этим замком, тоже ржавым. Наконец дверь открылась, в доме пахло старым сырым деревом и некоторой затхлостью.
– Входи. Я сейчас пробки вкручу.
