– У Домбровского, – сказал он. – И смотря, как кричит, как колотится оголтелое это зверье, – ты права, я кричу, Богородица, да прославится имя твое! Сошествие во ад, сюжет очень распространенный. И как видишь, не совсем выдуманный.
– Ты прилично знаешь наш фольклор, – хмуро сказала Катька.
– Ну, я же готовился все-таки…
– Плохо ты подготовился. Надо было знать, что приличный грешник никогда не согласится на такой выбор.
– Наоборот. – Он поднял на нее глаза и улыбнулся; такой улыбки она у него еще не видела. Дело в том, что он улыбался презрительно. В этом человеке, если он человек, в самом деле было намешано столько, что она постоянно путешествовала по всей амплитуде – от восторга к ужасу и обратно. – Приличных грешников не бывает. Человек есть человек, и такова его природа. Даже самый приличный грешник в решительный момент хватает пять-шесть ближайших к нему людей и говорит: забери меня отсюда.
– Но были же такие, что отказывались! – зло закричала она.
– Были, да. Такие боялись спасения еще больше, чем смерти. У вас таких полно.
– А если человек просто не желает играть в эту дурацкую игру! В это спасение избранных!
– Это его выбор, – спокойно сказал Игорь. – Если ему своя белоснежность дороже пяти спасенных жизней, он поистине великий грешник и достоин бедствовать вместе с этой планетой. Выживет – повезло, нет – туда и дорога. Зато красиво.
Катька замолчала.
– Кать, – он встал, подошел к ней и прижал ее к себе. Она вырвалась и отвернулась.
– Пойдем смотреть тарелку, – сказал он мягко. – Сейчас, только фонарик возьму.
Сарай стоял в дальнем углу восьмисоточного участка. Из окон веранды лился теплый желтый свет, горело окно у соседа, – и видно было, до чего кругом неприютно. Если мобильник тут берет, она немедленно позвонит мужу и скажет, что остается. Нечего и думать – возвращаться в такую пору. На этих дорогах они никого не поймают. Тарасовка выглядела сущим краем земли – неясные силуэты убогих домиков, сухие прутья с лохмотьями последней листвы, чавкающая грязь под ногами, да еще и накрапывать принялось.
На двери старого, еле держащегося сарая блестели пять новеньких, блестящих цифровых замков.
– Зачем столько? – спросила Катька.
– Серьезная вещь, запирать надо.
– Да его проще разломать, ты не находишь?
– Разломать его не так просто, – гордо сказал Игорь. – Тут защита все-таки. Попробуй ударить в дверь, можно несильно.
– И что будет?
– Психическая программа дубль пятнадцать будет, вот что, – пробурчал он, набирая коды. – Припадок ужаса, частичный паралич. Она у меня стоит за себя – знаешь как? Ты попробуй, правда. Не топориком, не ломиком, – просто рукой тресни, ничего особенного. Даже паралича не будет. Просто – ужас, тоска, желание убежать подальше…
Катька и так чувствовала ужас, тоску и желание убежать подальше. Она робко подошла к стене сарая и хотела ударить по ней, но не смогла. Вместо этого, удивившись себе, она погладила сырые некрашеные доски.
– Убедилась? – спросил Игорь. – Мощная штука. Я даже когда дверь открываю, чувствую некоторое сопротивление… Все, можно. Смотри.
Он распахнул дверь. Катька осторожно подошла и заглянула. Пахло мышами и каким-то рассыпанным удобрением, смутно белевшим на полу.
– Погоди, я фонарик включу.
Он достал «вечный» фонарик с синеватым мертвенным светом и направил его в глубь сарая. Катька на всякий случай ущипнула себя за руку. Она не знала, что ожидала увидеть, – да и вообще ничего уже не понимала.
Среди рулонов рубероида, белых пустоватых мешков неясного назначения и грязных лопат с потрескавшимися черенками стояла большая садовая лейка.
– Ну? – гордо спросил Игорь. – Форма, по-моему, идеальная. А ваши все – тарелка, тарелка… Я ж тебе говорил – аппарат должен быть обтекаемой формы. Вертикально ориентированный.
Тут она поняла, на что был похож летательный аппарат на его карточке с голограммой: длинный цилиндр с косо отведенной от него трубкой и чем-то вроде ручки сбоку. Да, конечно. Конечно, это она.
Некоторое время они молчали: Игорь – гордо, любуясь главным сувениром с Альфы Козерога, а Катька – устало. Все было понятно. Все-таки надо как-нибудь уехать домой. Господи, как глупо. Когда я уже стану взрослым человеком.
– Нравится? – спросил он.
– Очень удобно, – сказала она. – Отличная штука. Поливать, а особенно заливать – просто незаменима.
– Ну правильно, а ты чего ждала? Что тут стоит инопланетное чудо, лампочками мигает? Нет, Кать. Все предусмотрено. Система консервации, последнее слово. Форму сохраняет, а все остальное… У нас же серьезно, Кать. Не по-детски.
Катька еще некоторое время посмотрела на лейку, потом повернулась к нему и крепко его поцеловала.
